Дед прошел большой интересный путь в этом направлении. В 30-е годы он возглавлял борьбу с бандитизмом в НКВД Закавказской республики. Тогда это все сидело в Тифлисе — столице Закавказской республики. Мой отец учился в тбилисской школе. У него сохранились тбилисские воспоминания из детства.
Во время войны деда назначили военным комиссаром Карабаха. После войны пошел по линии Верховного суда. Он занимал пост председателя Верховного суда республики.
И вдруг — раз! — переворот, расстрел Берии, расстрел Багирова. На этом все кончилось. Хорошо, что деда не расстреляли.
Дед Шамиль плохо говорил по-русски. И писал по-русски тоже не очень хорошо. Он учился еще арабской каллиграфии, поэтому русские буквы напоминали у него электрокардиограмму. Правда, арабского языка не знал. Но знал немецкий. Он учился еще при царе в школе, где преподавали немецкий язык, — учился в светской школе почему-то в Грузии. В его библиотеке в Баку преобладали немецкие книги. Потом азербайджанский язык перевели на латиницу, и мой отец уже учился на латинице. А для следующего поколения ввели кириллицу. Три поколения писали разными шрифтами. Поэтому я деду иногда помогал составлять и писать письма.
Я активно учил азербайджанский с его помощью и помощью отца. Изучал азербайджанский язык и в Москве, где у меня была большая библиотека. Все книжки, которые были у отца, типа «Родной речи» и «Хрестоматии» на азербайджанском языке, я вывез в Москву еще в 12 лет. Читал азербайджанских авторов. Дед меня поправлял, отстраивал мне произношение. Сестренка Гюлѝ, внучка деда, меня ругала, говорила, что у меня все плывет, как тесто. Сама Гюли, кстати, поступила в персидскую школу и изучала фарси.
Пока дед был наверху, его дочь Шукюфауспела стать первым доктором философии в Азербайджане.
Будучи юной девушкой, ходила в любимых ученицах Гейдара Гусейнова, знаменитого азербайджанского философа советской эпохи. Он был ее научным руководителем. Гейдар Гусейнов, академик, президент Азербайджанской Академии наук — автор концепции, согласно которой наш дагестанский имам Шамиль считался героем национально-освободительной войны против царизма. Великая кавказская война 1817—1864 годов трактовалась как национально-освободительная, и имам Шамиль выражал борьбу народов Кавказа против царизма.
Но случилось так, что в конце 30-х и особенно после войны концепция Шамиля изменилась. Товарищ Сталин решил, что имам Шамиль не герой национально-освободительной борьбы, а английский агент и шпион Османской Турции. Изменилась концепция, и Гейдар Гусейнов повис в воздухе, потому что его идея сделалась «суперреакционной». И, как говорят, он застрелился в своём кабинете. Это было в 1950 году.
Никто, конечно, не верил в его самоубийство: все понимали, что к нему зашли «вежливые люди», застрелили его и ушли. Потом белые как снег секретарши и секретари сказали, что он сидел за закрытыми дверями, когда они услышали выстрел. Но все знают, что он не застрелился8.
Тетя моя, не будь дурой, поменяла свою позицию. Снявши голову, по волосам не плачут. Научный руководитель ушел из жизни.
Она пошла дальше в рост. Вышла замуж за Фуада Абдурахманова9, знаменитого скульптора, основоположника азербайджанской монументалистки — ученика то ли Шадра, то ли Коненкова, то ли всех их вместе, — автора знаменитого гигантского изображения Низами в центре Баку. Все исполинское, что есть в Баку, сделал Фуад Абдурахманов. Это был человек под два метра ростом, огромный, похожий на тюленя, очень темный, черноволосый.
Фуад был центральной фигурой среди скульпторов. Они с моей тетушкой, по мнению свободного диссидентско-богемного пространства, наложили страшную тоталитарную печать на всю республику. Я слышал, что этот тандем напоминал что-то вроде пары академика Юдина с академиком Митиным в философии плюс Минц. Страшные ребята10.
Правда, в бумагах другого деда, по материнской линии, я находил документы, говорящие о том, что мой отец и тетушка Шукюфа, будучи молодыми людьми, издевались над советской властью и над советскими руководителями. Но одно другому не мешает.
Фуад спас мне жизнь.
Как-то мы с ним и его дочкой от первого брака пошли гулять и купаться в Каспийском море. А я плавать совсем не умел, но очень дочка его мне нравилась. И я возьми да и прыгни в воду со скалы. Тут же пошел ко дну. Сначала он не хотел верить в то, что это происходит. Я тоже долго сопротивлялся чтобы позвать на помощь: она-то сидела наверху. Когда уже третий раз ушел вниз, крикнул: «На помощь!» А он не понимал, что всё по-настоящему. Но когда я снова позвал на помощь, он прыгнул в море, как огромный морж, и вытащил меня. Мы возвращались на дачу, я чувствовал горячий стыд, что повел себя так по-дурацки. Мне было 14 лет. На даче был бассейн, и вокруг него низкая стенка. Когда мы пришли, на парапете лежала дохлая птица. Дочка Фуада подошла и сказала: «Ой, птичка мертвенькая лежит». И я с облегчением подумал: «Боже, какая дура». И тут же потерял к ней интерес.
8
Гусейнов Гейдар Наджаф оглы, ожидая ареста со дня на день, в 1950 году покончил жизнь самоубийством, — возможно. В течение двух десятилетий Гусейнов Г. Н. писал монографию о герое народов Кавказа Шамиле. Когда работа была готова и даже представлена на соискание Сталинской премии — грянул гром среди ясного неба. М.Д.Багиров в газетах «Правда» и «Бакинский рабочий» опубликовал «разоблачительную» статью о мюридизме на Кавказе, где представил Шамиля агентом Англии и Турции, который вел не борьбу за свободу народов Кавказа, а хотел присоединить Кавказ к Турции. И началась травля крупнейшего азербайджанского ученого.
9
Фуад Гасан оглы Абдурахманов (1915—1971) — видный советский азербайджанский скульптор-монументалист, народный художник Азербайджанской ССР. Автор многих памятников и монументальных композиций в Азербайджане и за его пределами (Душанбе, Улан-Батор). Учился в Академии Художеств в Ленинграде (1935—1940) у Матвея Генриховича Манизера.
10
Академики Юдин П. Ф. (1899 — 1968), Митин М. Б. (1901 — 1987), Минц И. И. (1896 — 1991) — руководители советской философской и исторической науки, весьма преуспевшие в отстаивании марксистко-ленинского характера всякой гуманитарной научной мысли в СССР.