— Как прикажете, адъюнктесса. Люблю писанину.
Лорна одарила его скупой и быстро угаснувшей улыбкой.
— Лейтенант Паран покидает ваш полк прямо сейчас.
Капитан посмотрел на молодого аристократа и улыбнулся. Служить при адъюнктессе — все равно что быть червяком на крючке. Адъюнктесса — крючок, а само удилище — в руках императрицы. Что ж, пусть мальчик повертится.
Судя по кислому выражению его лица, Паран вовсе не был счастлив.
— Слушаюсь, адъюнктесса.
Произнеся эти слова, он вскочил в седло, отсалютовал и поскакал по дороге.
Капитан проводил его взглядом, потом спросил:
— Будут ли еще какие-нибудь распоряжения, госпожа Лорна?
— Да.
Ее тон заставил его вздрогнуть.
— Я хотела бы знать мнение старого солдата насчет присутствия родовой знати в составе высших командных чинов имперской армии.
Капитан угрюмо взглянул на адъюнктессу.
— Ничего лестного я вам не скажу.
— Продолжайте.
И капитан продолжил.
Шел восьмой день набора новобранцев. Штабной сержант Араган сидел за столом и тупо смотрел перед собой затуманенными от усталости глазами. Тем временем капрал втолкнул в комнату очередного молокососа. Что ни говори, а в Кане им просто повезло. Рыбку лучше всего ловить в стоячих водах. Так говорит канский кулак. Старуха она сварливая, но не дура. Ну что знают эти юнцы про армию и сражения? Ничего, кроме россказней. Удобная штука — россказни. Крови они не проливают. От всех этих «доблестных историй» у тебя самого не сведет живот от голода и не промокнут ноги. А когда ты молод и тебе надоело каждый день выгребать из хлева свинячье дерьмо, ты веришь, что все оружие, какое есть в мире, не причинит тебе ни малейшего вреда. Героические россказни рисуют тебе совсем другую жизнь, и тебе хочется поскорее стать ее частью.
Погодите, ребятки. Может, когда окажетесь далеко от Кана, в действующей армии, свинячий хлев в родительском доме вспомнится вам потерянным раем. Будете постигать уроки жизни на собственной шкуре, пока она цела. В этом старуха ой как права.
Сегодняшний день был неудачным. Явился местный капитан, наделал шуму, забрал с собой три роты и даже не пожелал объяснить, что к чему. Мало того, вскоре из Анты пожаловала адъюнктесса императрицы Ласэны. Ясное дело, воспользовалась каким-нибудь из этих проклятых магических Путей. Хотя капитан никогда не видел адъюнктессу, его трясло от одного ее имени. Истребительница магов, эдакий скорпион, которого империя держит в своем кармане.
Араган сидел, уставившись в стол, и ждал, когда капрал начнет говорить. Потом поднял глаза.
Приведенный новобранец, точнее, новобранка вконец озадачила сержанта. Араган открыл рот, собираясь произнести гневную тираду и выставить девчонку за дверь, но так ничего и не сказал. Предписания канского кулака звучали предельно просто: если есть две руки, две ноги и голова — брать. Генабакийская кампания была сущим адом, постоянно требовавшим все новых и новых солдат.
Араган улыбнулся стоящей перед ним девчонке. Руки на месте, ноги на месте, голова тоже. Пока.
— Ну что, девонька, желаешь пополнить ряды малазанского военно-морского флота?
Девчонка кивнула, холодно глядя на Арагана.
Лицо вербовщика застыло.
«Проклятье, ей ведь не больше тринадцати! Будь она моей дочерью… Но почему у нее взрослый взгляд?»
В последний раз он видел такие глаза в Генабакисе, когда проходил с ротой по земле, пережившей пять лет засухи и два года войны. Такие старые глаза бывают у тех, кто голодал и видел смерть.
— Как твое имя, дитя?
— Значит, меня возьмут?
Араган кивнул и вдруг почувствовал, что у него дико разболелась голова.
— Если у тебя нет особых пожеланий, свое назначение ты получишь через неделю.
— Я хочу участвовать в Генабакийской кампании, — не задумываясь, выпалила девчонка. — Хочу служить под командованием Железного кулака Дуджека Однорукого.
Араган заморгал.
— Я это учту, — тихо сказал он. — Так как тебя зовут, воительница?
— Печаль. Меня зовут Печаль.
Араган записал имя в рекрутскую книгу.
— Ты свободна, рядовая. Капрал расскажет тебе, куда идти. И смой грязь с ног, — добавил он.
Девочка ушла. Сержант еще какое-то время скрипел пером, и вдруг его пронзила мысль. Дождя не было уже несколько недель. Между тем грязь на девчоночьих ногах была серо-зеленого цвета, а вовсе не темно-красного. Араган отбросил перо и стал растирать виски.
«Ну вот, наконец голова проходит».