— То-то ты выглядишь знакомым. Передай привет от меня сержанту Ржавому. — Она подошла поближе. — Что-то разлито в воздухе, солдат?
Он моргнул.
— Высоко в воздухе, чародейка. Выше не бывает.
Рваная Снасть взглянула на Калота, который задержался у входа в шатёр. Калот надул щёки и скорчил шутливую физиономию.
— То-то я его почуял.
Она подмигнула в ответ. И увидела, что из-под железного шлема стражника катится пот.
— Спасибо за предупреждение, солдат.
— Это честная сделка, чародейка. — Парень снова отсалютовал, на этот раз резче и по-своему доверительно.
«И так год за годом. Утверждаю, что мы с ними одна семья, Вторая армия — самый старый переформированный легион, одна из личных армий Императора. Честная сделка, чародейка. Спасай наши шкуры, а мы спасём твою. Всё-таки — одна семья. Так почему же я всегда чувствую себя среди них такой чужой?» — Рваная Снасть отсалютовала в ответ.
Они вошли в шатёр. Чародейка сразу почувствовала присутствие силы — то, что Калот называл «запахом». У него от этого глаза слезились. У неё — начиналась мигрень. Рваная Снасть очень хорошо знала это конкретное проявление силы, и та была совершенно противоположна её собственной. От этого голова болела ещё сильнее.
В шатре, в первой комнате, лампы лили сумрачный, дымный свет на дюжину деревянных стульев. На походном столике у стены стояли кувшин с разведённым водой вином и шесть потускневших кубков, на которых поблёскивали капли конденсата.
Калот пробормотал:
— Худов дух, Снасть, как я это ненавижу.
Когда её глаза привыкли к полумраку, чародейка увидела в проёме, ведущем во вторую комнату, знакомую фигуру в длинном балахоне. Человек опёрся долгопалыми руками на большой стол Дуджека. Пурпурный плащ дрожал, как вода, хотя его хозяин и не шевелился.
— Только этого не хватало, — прошептала Рваная Снасть.
— Читаешь мои мысли, — ответил Калот, вытирая глаза.
— Как думаешь, — спросила чародейка, когда они заняли свои места, — это заученная поза?
Калот ухмыльнулся.
— Наверняка. Высший маг Императрицы не разберётся в военной карте, даже если от этого будет зависеть его жизнь.
— А если от этого будут зависеть наши жизни? — раздался голос с ближайшего стула. — Сегодня — работаем.
Рваная Снасть хмуро посмотрела на сверхъестественную темноту, которой был окутан стул.
— Ты ничем не лучше Тайшренна, Локон. И радуйся, что я туда не села.
Тускло блеснули жёлтые зубы, а потом появился и сам распустивший заклятье Локон. Капельки пота выступили на покрытом шрамами лбу и выбритой макушке мага — ничего удивительного: Локон бы вспотел даже в ледяной бездне. Он чуть склонил голову набок так, что в его облике сочетались самодовольная отрешённость и откровенный вызов. Маленькие тёмные глаза уставились на Рваную Снасть.
— Ты ведь ещё помнишь, как это — работать? — Его ухмылка стала шире, так что сплющенный кривой нос стал совсем плоским. — Это то, чем ты занималась до того, как запрыгнула под одеяльце к умнице Калоту. До того, как раскисла.
Рваная Снасть уже набрала полную грудь воздуха для подходящего ответа, но её прервал неторопливый говорок Калота:
— А тебе одиноко, да, Локон? Верно ли говорят, что маркитанки берут с тебя двойную плату? — Он взмахнул рукой, словно отмахиваясь от неприятных мыслей. — А дело просто в том, что Дуджек назначил Рваную Снасть командовать магами после безвременной кончины Нэдариана у Моттского леса. Если тебе это не нравится — твоя беда. Такова плата за двуличие.
Локон нагнулся и смахнул пылинку со своих атласных туфель, которые невероятным образом избежали жидкой грязи на дорожках лагеря.
— Слепая вера, дорогие мои соратники, — для дураков…
Его прервал откинувшийся полог шатра. Вошёл Первый Кулак Дуджек Однорукий, мыло от утреннего бритья всё ещё цеплялось к волоскам его ушей, а за ним следовал аромат камфарной воды.
За прошедшие годы этот запах стал очень много значить для Рваной Снасти. Безопасность, стабильность, здравомыслие. Дуджек Однорукий воплощал в себе все эти вещи — и не только для неё, но и для всей армии, которая сражалась под его командованием. Когда Дуджек остановился в центре комнаты и оглядел трёх магов, она чуть откинулась и посмотрела на Первого Кулака из-под тяжёлых век. Три года вынужденного безделья в этой осаде подействовали на стареющего военачальника как укрепляющее средство. Он выглядел скорее на пятьдесят, чем на свои верные семьдесят девять лет. Серые глаза остро и твёрдо смотрели с худого, загорелого лица. Он держался очень прямо, так что казался выше своих пяти с половиной футов, носил простые кожаные доспехи, которые пот разукрасил не меньше, чем имперский пурпур. Культя левой руки чуть ниже плеча была перехвачена кожаными повязками. Под шагреневыми ремешками напанских сандалий виднелись волосатые, белые как мел икры.