И Уд вытащил из кармана телевизионную программу с отчеркнутой строкой. Он сказал Манкину, что видел по телеканалу «Культура» его передачу о книжных раритетах мира.
— Да? И что же? — опешил журналист.
Уд не торопясь сказал, что в обмен на его согласие поработать у него в штате он берется издать полное собрание сочинений Юджина Манкина на лучшей бумаге, с обложкой из телячьей кожи. Золотое тиснение. Любой формат. Любое число томов.
Манкин забыл держать на лице обычную свою ироничную мину, и это видел Уд. Секунд двадцать он молчал.
— Но… вы говорите… свобода не будет ограничена? — наконец произнес Юджин.
— Конечно. Зачем ты мне без твоей свободы?
Мимо прошла пожилая смотрительница, сказала, чтобы Уд убрал руку с деревянной головы древнеегипетского писаря. Уд, извинившись, убрал. «Шесть, нет, семь томов публицистики, — лихорадочно проносилось в голове Юджина, ну да, еще наберется на один, есть ведь две пьесы, наброски романа».
— Вы даете мне два дня подумать?
— Конечно.
Они вышли из музея вместе. Уда возле храма Христа Спасителя ждал его лимузин.
— Тебе куда, я подвезу, — сказал босс.
— Спасибо, мне тут как раз недалеко, я пешочком, — соврал Манкин и почему-то плебейски хихикнул.
2
Всяк суетится, лжет за двух
И всюду меркантильный дух.
А. Пушкин. Евгений Онегин, X гл.
Лапиков давно не видел босса в таком возбуждении. Неужели из-за предстоящего свидания с Афродитой? «Чего же любовнику волноваться, если у него „там“ снаряд со смещенным центром тяжести?» Слуга в очередной раз улыбнулся, вспомнив расшифровки телефонных откровений Афродиты. Собственно говоря, первое свидание босса с депутатшей происходило, можно сказать, на его глазах в загородной резиденции. Лапиков в ту ночь дежурил вместе с постельничим и двумя телохранителями на пульте слежения и все видел по монитору. Босс, кстати, не любил возить туда своих пассий, зная, что охрана смотрит его оргии вместо видеопорнофильмов. Но вряд ли босс волнуется и за исход деловой части свидания. Лапиков не сомневался, что Афродита, получив ночь, все сделает для босса, и будет в федеральном бюджете отдельная строчка про Жигулевский цементный комбинат.
Лапиков опытным глазом слуги давно научился различать, когда хозяин нервничает из-за женщин, а когда по причине деловых осложнений. На этот счет имелся верный индикатор: интенсивность окраса пятен, выступавших на черепе босса в минуты волнения. Мягкая разжиженная розоватость, быстро переходящая в глухую агрессивную багровость, — это женщины. При этом любовные пятна ползли к темени от заушных выступов зигзагами по затылку. Коммерческие и всякие деловые неприятности вызывали пятна бледные, обескровленные, блеклой цветовой гаммы. Маршрут миграции у деловых пятен был другой — они, как некие ледники, сползали с макушки вниз по всей площади черепа (обтекая лицо) и скрывались в складках шейного платка.
Но сегодня пятна вели себя странно: по цвету они были любовные, а по маршрутам миграции — деловые. И Лапикова осенило: ба! здесь замешаны и женщина, и финансовые виды, и тщеславие… Лапиков вспомнил вчерашний ажиотаж, беготню Юджина, которому босс поручил невыполнимое задание: сделать его, Уда, потомственным дворянином и бароном ко времени встречи с Афродитой. В голову этим выходцам из низов самых низов иногда приходят дерзновенные мысли. Что касается титула барона, то Уд на этом заколдобился только потому, что ему ужасно нравилось слово «баронесса».
Сначала Юджин категорически отказался от задания, заявив, что все эти игры с титулами сплошная пошлость.
— К тому же, — сказал Юджин, — все это претит моим убеждениям.
Босс посмотрел ему в глаза долгим взглядом и спросил его, какой том собрания сочинений у него выходит.
— Четвертый, — сказал Юджин и поехал в Московское Дворянское собрание. Он отстоял двухчасовую очередь. Там с него для начала потребовали такое количество справок, свидетельств, поручительств и т. п., что он понял: задание босса сорвано. Страх сменился стыдом. Он клял себя за интеллигентскую слабохарактерность. При выходе из особняка к нему подошел человек какой-то неопределенной пепельной внешности, представился стряпчим императорского дома и, выслушав его, приободрил.
— Ваша проблема решаема, — сказал он. — За срочность двойная плата.
Юджин заметил у стряпчего на руке наколку якоря, но ему было не до придирок: до свидания босса с Афродитой оставалось всего 27 часов.
…И вот утром по сотовой Лапикову звонит Юджин: можно ехать, все готово, остались маленькие формальности. Лапиков записывает адрес, докладывает боссу.
— Он еще на связи? — спросил Уд.
— Да, — сказал Лапиков.
— Спроси у него: мое генеалогическое древо готово?
— Юджин, босс спрашивает, его генеалогическое древо готово? Понял. Шеф, он говорит, что как раз этим занят. И девизом, и фамильным гербом.
— Молодец. Хорошо. Поехали.
Когда огромный лимузин остановился возле обшарпанного одноэтажного особняка по соседству с прачечной и военкоматом, Уд сразу заподозрил туфту.
— Лапиков! Что это, Лапиков?
Лапиков вынул какую-то бумажку, сверил адрес, все сходилось.
— Это резиденция представителя Его Императорского Высочества, регента и блюстителя Российского престола. Так написано, босс.
Тем временем у подъезда особняка и в маленьком дворике толклись личности, которые сразу не понравились Уду. Богатые прощелыги. Шушера. Мелькнул известный шоумен. И опять мордовороты. Не понравилось Уду и то, что все соискатели дворянского звания подъезжали сюда на иномарках. Откуда-то из полуподвала вышли явно поддатые казаки и с ними такие же ряженые «господа офицеры», видимо, участники будущей «церемонии». Уд увидел в окне Юджина, он с кем-то довольно бурно объяснялся. Это был человек из свиты блюстителя престола, герольдмейстер императорского дома.
Юджин на повышенных тонах наседал на герольдмейстера.
— Как так сорвалось? Мы же договаривались именно о потомственном дворянстве! — почти кричал Юджин. — За такие деньги любую фамилию можно вписать в Готский альманах!
— Не получилось по времени, я пытался, даю слово дворянина, — верещал герольдмейстер.
— К черту ваше слово! Меня из-за вас четвертуют!
— Умоляю… успокойтесь… Я вам предлагаю вполне легитимную августейшую грамоту — вашему клиенту будет пожаловано дворянство и титул. Я и так взял на себя грех…
— Какой еще, к черту, грех?!
— В принципе, я не имею права выдавать документы на титул барона, если клиент не знает французского языка.
— Но вам же за это незнание заплатили пять тысяч долларов!
— Тише, тише, — герольдмейстер пугливо озирался. — Я и так весь на иголках. Я просто разрываюсь на части. Я наложу на себя руки.
С неуместной улыбкой Юджин, глядя на этого человека, вспомнил про странное животное, о котором недавно читал в журнале «Знание — сила». Это несчастное существо природы называлось по-латыни bulldog-ant и принадлежало к одному из видов австралийских муравьев. Эти агрессивные существа как бы воплощали собой трагедию раздирающих их внутренних противоречий. Неуживчивость с собой могла кончиться для них смертельно. Если муравья раздирали на части, то голова с челюстями начинала борьбу с собственным хвостом, а тот, в свою очередь, отражал нападения головы своими выпадами и уколами.
Герольдмейстер, недовольный собой, готов был, кажется, размозжить себе голову руками. Наконец, усилием воли (или привычки) он унял в себе эмоции саморазрушения и быстрым движением положил перед Юджином какой-то каталог.
— Что это?
— Это образцы фамильных гербов и девизов. Не угодно ли взглянуть?