– Хорошо. Подготовь ребят. Сегодня же поедете туда, и все как следует все обыщите.
– Алексей Владимирович, а вы с нами не поедете? Выглядите Вы не очень здорово.
– Нет, Костя, у меня сегодня важные дела запланированы на вечер. А в остальном все хорошо. Да и помощи от меня большой вам не будет. Согласись.
– Это вы зря на себя наговариваете, Алексей Владимирович. Вы смелый и умный человек. Пример для многих.
Алексей остановился и посмотрел на помощника.
– Пример для многих говоришь? Ну-ну.
– Алексей Владимирович! – раздался громкий мужской басистый голос, принадлежавший начальнику Департамента Васильеву Алексею Тихоновичу.
Это был низенький грузный мужчина с густыми усами и бакенбардами и залысиной на голове. Мундир сидел на нем впритык и от того создавалось впечатление будто он вот-вот лопнет. Он стоял в другом конце коридора и что-то увлеченно рассказывал, размахивая руками, стоящему рядом высокому, седому и элегантно одетому пожилому мужчине. Лицо у незнакомца было чисто выбритое, вытянутое, с длинным носом и по цвету не отличалось от седых волос. Его глаза были необычайно узкими и выглядели непропорционально большими, как и его рот.
– Вот, Владимир Львович, – это тот самый лучший сотрудник Особого отдела. Алексей Вяземский – мой тезка и возможно приемник, – радушно представил Васильев Алексея гостю.
– Полно Вам, Алексей Тихонович. Вам еще рано на покой, – ответил Алексей.
– Что ты, Алеша. В нынешних условиях либо я, либо меня. Но не будем о фантазиях. Позволь представить тебе этого замечательного человека и государственного мужа. Владимир Львович Черняцов – промышленник, меценат и добрый друг нашего департамента.
– Доброе утро, Алексей. Наслышан о ваших заслугах. У Особого отдела сейчас загруженный график работы, не так ли?
Владимир Львович говорил очень тихо и медленно, почти не разжимая губ. Голос у него был хрипловатый, но дикция отменная.
– Доброе утро. Работы мало никогда не бывает. Тем более сейчас.
– Есть какое продвижение по последнему делу? – обратился к нему начальник.
– Да, кажется, мы вышли на след нашего «бородача».
– «Бородача»? – удивился Владимир Львович. – Занятное прозвище. Кто он опасный рецидивист и преступник?
– Один из самых отъявленных негодяев, – пояснил начальник полиции. – Настоящее имя Дмитрий Егоров. Состоял в «Народной воле», потом пропал с поля зрения. Теперь вот снова показался. Выйдем на него, а там и на всю их шайку. Говорят, он крутит шашни с кем-то из варьете «Сады Жарден». Алексей, как раз прорабатывает эту версию.
– Я бы так не сказал, – вмешался Алексей.
– Молодцы! – Владимир Львович похлопал начальника по плечу. – Алексей Тихонович, вижу, департамент без дела не сидит. Зря говорят, что полиция забилась в щель. Что ж, рад был встрече, но боюсь мне пора. Сегодня меня ждет еще много дел. Всего доброго, господа!
10. Петроград, 1917 г.
«Сады Жарден» – варьете, чья звезда взошла в последние несколько лет, в официальном высшем свете пользовалось дурной славой. Однако, это совершенно не мешало ему проводить каждое представление с невероятным аншлагом. В чем же был секрет этого волнующего успеха? У каждого была своя точка зрения на этот счет. Но если бы этот вопрос задали Игнату Матвеевичу, он бы со всей серьезностью ответил, что секрета в этом никакого нет. Успех – результат его титанических усилий и вложенных сил.
Когда-то давно, еще будучи танцором Мариинского театра, он уяснил одну простую вещь: во все времена, при любых обстоятельствах все, что нужно людям – это хлеб и зрелище. И вот когда его по-старости списали со счетов, а по большому счету за поганый нрав и посредственный талант, он задался целью составить жесткую конкуренцию не только своей альма-матер, но и даже самой французской Гранд-Опера. Потратив последние свои сбережения вкупе с заемными средствами на покупку подходящего особняка, он занялся созданием своего музыкального театра, чья слава бы навсегда вписала его в историю страны.
Но, как это часто бывает, не все идет по намеченному ранее плану. Для самолюбия Игната стало ударом узнать, что желающих стать артистками никому неизвестного сомнительного заведения среди выпускниц бальных классов не оказалось. Он раз за разом давал объявления в газеты о наборе в труппу, но всякий раз узнав, что именно за труппа объявила набор, желающие бесследно пропадали. А потом началась война, театр стоял закрытым, деньги кончались, а кредиторы требовали проценты, грозя ему расправой. Игнат стал пить и стал затворником в собственном детище. Именно это время, проведенное в кромешном отчаянье и страхе, обострило в нем все те негативные черты, что в будущем сыграют с ним злую шутку. Но пока время шло и ничего не предвещало беды.