Сначала была извлечена бордовая папка с фамилией клиента. Просто так, с улицы в кабинет к Виноградову не попадали – потенциального клиента проверяли, как когда-то в застойные годы космонавтов и поваров для Кремля. Тут про человека в крокодиловых ботинках было все – даже то, что он про себя или не знал, или напрочь забыл. Но сейчас вникать в собранную информацию не хотелось: В папку лег текст контракта – и она нырнула в бронированную утробу.
Скоро начнутся новости… Владимир Александрович крутанулся в кресле, взял пульт и включил телевизор.
Во весь экран возникло изображение рослого, средних лет господина с седой шевелюрой. Он что-то весело говорил в протянутые со всех сторон микрофоны, улыбался, приветствуя многотысячную толпу…
Покойник… Интересно, будет минута молчания в Организации Объединенных Наций?
Седого сменил другой сюжет: страшные последствия взрыва воздушного лайнера. Полиция ищет «черный ящик»; мина, судя по всему, заложена при посадке в Каире… Среди погибших – известный своими антивоенными выступлениями экс-сенатор Быковски…
«Пока ни одна из экстремистских организаций не взяла на себя ответственность за совершенный террористический акт. По мнению компетентных лиц, в мире наблюдается устойчивая тенденция к увеличению подобных анонимных и не объяснимых с точки зрения политических или религиозных интересов убийств».
Виноградов пожал плечами – так уж и тенденция!
Ерунда, фирма никогда не гналась за дешевым и быстрым успехом… Когда-то, не так уж давно, Владимир Александрович испытал это на себе.
Помнится, первая очередь в тот день ушла куда-то высоко в сторону…
Глава первая
При малейшем сопротивлении они сорвутся
и начнут карать. Потом они опомнятся,
им сделается невыносимо стыдно, и, чтобы
спасти свою совесть от этого стыда, они
дружно примутся оправдывать самих себя
друг перед другом, и в конце концов эту
самую позорную страницу своей жизни они
представят себе как самую героическую
и, значит, изувечат свою психику на всю
оставшуюся жизнь.
Первая очередь ушла куда-то высоко в сторону. Вторая – плеснула веером под ногами, заставив отвыкшего от подобных забав Виноградова ринуться вслед за попутчиками в узкую щель капонира.
– Чего творят-то, а?
– Ну… война все-таки!
– Серьезно? – удивился Владимир Александрович. – Кто бы мог подумать!
– Извините. Это случайно, видимо. – Голос у молодого с родинкой на щеке капитана был виноватый. Будто это он сам там, в горных сумерках, выцелил зазевавшиеся фигурки и нажал на гашетку. – Я схожу разберусь?
– Куда? – Только сейчас Виноградов и капитан разглядели, что третий их спутник прижимает к подбородку нечто отдаленно похожее на давно не стиранный платок.
– Зацепило?
– Не, ерунда! Камешком… – Ротный, могучий мужик из бывших милиционеров, убрал тряпицу и потрогал не менее грязным пальцем коротенькую царапину. На всякий случай выругавшись, он переспросил: – Куда это?
– Проверю. Разберусь.
– Без тебя разберутся. Тоже мне… Фурманов. – Капитан был здесь вроде замполита и к шуточкам на эту тему вынужденно относился как к издержкам профессионального статуса. – Сиди ровно!
Подтверждая его уверенность, снаружи уже начали разбираться: сначала треснул испуганный автомат с четвертого поста, потом отозвались ребята снизу… Бронетранспортер выбил штатным крупнокалиберным пулеметом несколько гулких очередей, что-то рвануло на расстоянии – и уже ничего нельзя было различить в перестрелке, усиленной горным эхом.
– Та-ак… – Ротный поправил ремень, – Фурманов! Отведи Саныча обратно, пусть подождет, пока разберемся… А мы сходим поглядим, какая им вожжа под хвост попала.
– Пойдемте, – облегченно кивнул интеллигентный замполит и взял Виноградова под локоток.
– Только тихонько там… огородами! Понял?
– Доставлю в лучшем виде.
Офицеры прошмыгнули мимо открытой площадки, которая раз уже подставила их под пули. Теперь обошлось – вероятно, противнику было не до старых мишеней, к тому же видимость резко упала.
– Осторожнее!
– Спасибо. – Виноградов с трудом удерживал равновесие на узкой, противной, как местные змеи, тропе – и в конце концов все-таки оступился, выматерился отчаянно, отражая в многострадальных устойчивых оборотах русской речи собственный страх, боль от ушиба и абсолютное непонимание миротворческой роли таких же, как он, идиотов с погонами. – …Перемать!
– Что случилось? Упали?