— Пойдем, — бросил он и, не оборачиваясь, пошел к выходу.
Марат с трудом выбрался из объятий плюшевого кресла и направился за Романом. Они пересекли площадь и вошли в здание, на крыльце которого стоял легионер с «узи» под мышкой. Солдат вытянулся и приложил два пальца к пилотке, и Старицын небрежно кивнул в ответ.
Они прошли по узкому прохладному коридору и остановились перед железной дверью. Старицын потянул ее на себя и отступил, пропуская Марата вперед.
— Опа! — Василь невесело засмеялся. — Вся компания в сборе!
Одессит сидел на полу в углу комнаты. В другом углу сидела Оксана, обняв колени руками и укрывшись белым пиджаком.
Марат остановился на пороге, но Старицын сильно толкнул его в спину, и железная дверь с лязгом захлопнулась.
Комната была странная. Стены, обитые розовым ворсистым ковром от пола до потолка. Никакой мебели, только зеленые коврики на мягком розовом полу. Единственное окно затянуто драпировкой. Отодвинув ее, Марат обнаружил матовое стекло в металлическом переплете.
— Мы ехали-ехали и, наконец, приехали, — с издевкой проговорила Оксана и легла на пол, свернувшись калачиком.
Марат ходил по комнате, ощупывая стены.
— Можешь не щупать, — сказал Василь. — Ни хрена не прощупаешь.
— Сюр какой-то, — сказал Марат. — Что за дела. Это же камера для психов.
— Как раз для тебя, — подала голос Оксана. — Все, мальчики, приехали. Лучше бы я осталась…
Что-то щелкнуло, и раздался голос Романа.
— Марат, слушай меня внимательно. Ты меня слышишь?
— Слышу, слышу, — сказал он, оглядываясь. Вот видеокамера, а вот и динамик.
— В этой комнате люди говорят только правду. Не сразу, конечно. Некоторые пытаются сопротивляться. Но очень быстро начинают все-таки говорить правду. У меня есть несколько способов. Иногда это голод и жажда. Иногда мы впускаем газ. Иногда еще что-нибудь, о чем тебе лучше не знать. Но правду говорят все. Ты не исключение.
— Рома, короче, — сказал Марат. — Что за допрос, в натуре?
— Это не допрос. Считай, что это проверка. Условия такие: ты говоришь «да» или «нет». Ты готов отвечать на мои вопросы?
— Всегда готов.
— Ты готов отвечать на мои вопросы?
— Да я же сказал тебе, ты что, не слышал?
— Ты готов отвечать на мои вопросы?
— У него что, заело? — повернулся Марат к Василю.
— Неправильно отвечаешь, — подсказал тот.
— Ты готов отвечать на мои вопросы?
— Да.
— Сколько будет дважды два?
— Четыре.
— Птицы летают?
— Хорошо, что коровы не летают, — сказал Марат.
— Птицы летают?
— Да.
— Как тебя зовут?
— Морихэи Уэсиба [22].
— Марат, послушай, — сказал голос, — я не буду впускать в комнату газ. Думаю, что удушьем тебя не напугать. Сейчас для тебя самая ценная вещь — это время. И ты сам им распоряжаешься. Тебе надо вовремя прибыть в аэропорт, иначе ты просто останешься здесь навсегда.
— Навсегда? Здесь, в этой камере?
— Как тебя зовут?
Василь подошел к Марату и шепнул ему на ухо: «Поддержи разговор, ходи вдоль стенки, отвлекай этого пидора. Мы пробьемся».
— Ладно, поддержим разговор, — сказал Марат.
— Как тебя зовут?
— Марат.
— Фамилия?
— Кирсанов.
— Рыбы плавают?
— Да.
— Рыбы летают?
— Да.
— Рыбы летают?
Марат развел руками:
— Есть же летающие рыбы!
— Рыбы летают?
— Нет.
— Когда прибыл в страну?
— В субботу.
Он отвечал на вопросы, иногда не удерживаясь от возмущенных реплик, и ходил туда-сюда вдоль стены. А Василь сначала сидел на полу под видеокамерой, а потом извлек из кармана нож и принялся вырезать в стене какие-то полоски. Марат следил за ним краем глаза, чтобы не привлечь внимание наблюдателей, и старался разозлить Романа своими ответами.
— Ты связан с органами разведки и контрразведки?
— Нет.
— У тебя есть знакомые, связанные с разведкой и контрразведкой?
— Нет.
— У тебя есть знакомые, связанные с разведкой и контрразведкой?
— Нет.
— У тебя есть знакомые, связанные с разведкой и контрразведкой?
— Да.
— Это Гранцов?
— Да, — неожиданно сказал Кирсанов, хотя собирался сказать «нет».
— Ты изучал Единственный Принцип?
— Да.
— Ты веришь в учение Единственного Принципа?
— Да.
— Гранцов находится в Сан-Деменцио?
— Да.
— Он собирается нанести вред структуре Глобо Торизмо?
— Да.
«Что я говорю? — удивился Кирсанов. — Какой такой вред?»