— Вы были правы, господин, — сказал он. — Мы провели вместе очень интересный вечер.
Но, кроме тех двух фраз во время нашего знакомства, мы не сказали друг другу ни слова. Что он имеет в виду?
— Вы интересный человек, — сказал государственный палач.
Я ничего не понимал и чувствовал себя очень неловко.
— Благодарю вас, — ответил я неуверенно. — Не сомневаюсь в искренности ваших слов. Но боюсь, что моя персона не заслужила такой похвалы.
— Ваша персона отравила мне радость, — сказал государственный палач и нервно ослабил узел своего модного галстука. Кто бы на моем месте не был удивлен? Изумленно смотрел я на палача и, заикаясь, спросил:
— Я вам отравил радость… Я?..
— Вы, господин!
— Вы меня, пожалуйста, извините, но я не понимаю…
— Я не удивляюсь, — махнул рукой палач. — Пошли выпьем.
Я с благодарностью принял его приглашение. Слуга не успевал наливать этому господину, а он все оставался трезвым, как-будто вместо крепкого виски вливал в себя воду. Истинный палач… У палача не может закружиться голова.
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он, утолив свою жажду. — Чтобы я, наконец, развязал язык. Правда?
— Я сгораю от любопытства, господин.
— Ах, ничего особенного нет. Всего лишь невинная шутка, которую я себе позволил, чтобы скрасить свою однообразную жизнь.
Палач выпил еще один бокал — слуга стоял за его спиной, готовый в любой момент налить еще.
— Ну, я не сказал бы, чтобы ваша жизнь была однообразной, — отметил я. — Совсем наоборот. У вас, наверное, много интересных впечатлений.
— Вот это да! — воскликнул государственный палач и громко рассмеялся. Однако, что может быть смешного в казни — этого я не могу понять.
— Знаете, я многие годы развлекаюсь тем, что смотрю на реакцию людей с самых различных континентов на мои слова, когда я говорю, что я палач. Я им представляюсь, подаю руку… мысленно воображаю, как эта особа спешит тут же в туалет, чтобы вымыть руки или даже по более неотложным делам. Ну, а когда они приходят в себя, начинают на меня смотреть, как на экзотическое существо. Забавно, правда?
— Да. Очень.
— Я вспоминаю, как представился одной красивой актрисе, нежной блондинке — она душераздирающе закричала и без памяти рухнула на землю. Пока ей оказывали первую помощь, у нее украли драгоценное ожерелье. История была неприятной еще и потому, что все это происходило на вечере у полицейского префекта… Богатый плантатор выпросил у меня как-то необычный сувенир — кальсоны… Другой миллионер предлагал мне фантастические деньги за одежду казненного. Да, все это было очень забавно — до появления того американского журналиста…
Палач замолчал, нахмурился… Казалось, он вспоминает о чем-то очень неприятном. Потом взглядом, оценивающим соперника, он посмотрел на меня.
— Вы мне отравили радость, — сказал он недовольно.
— Вы мне уже говорили об этом. Но почему?
— Когда я вам представился, вы сделали вид, будто имеете честь познакомиться с торговцем зубными щетками. Одним словом, на вас это не произвело никакого впечатления.
Должен ли я был признаться, что он ошибается? Это отравило бы ему радость еще раз. Поэтому я с веселым выражением лица дружески похлопал его по спине и ответил:
— А мне как раз очень понравилось. Я люблю все необычное. Я думаю, нам вместе будет очень интересно.
Палач задумался, потом посмотрел на меня своими быстрыми, колючими глазами и значительно спросил меня:
— А как вы относитесь к смертному приговору?
— Меня, господин, интересует жизнь. Творить жизнь ради жизни — это моя профессия.
Палач улыбался.
Между нами было что-то недосказанное. Чтобы прервать неловкое молчание, я спросил:
— А что было с этим американским журналистом. Мне показалось, что у вас с ним связаны не наилучшие воспоминания. Может быть, вы расскажете мне о нем?
— Вы правы. Это была очень неприятная история. Он хотел взять у меня интервью, написать серию репортажей, книгу… Предлагал фантастический гонорар, правда, я от всего отказался. Я не мог от него отвязаться, он следил за моим домом днем и ночью, он посадил мне на хвост частного детектива, а когда все рухнуло — он рассчитался со мной довольно вульгарным и примитивным способом.
Господин Филипп осторожно сел.
— Вы сказали… когда все рухнуло. Что вы имели в виду?
— Знаете, а я вовсе и не палач.
Он был начальником тюрьмы. Впоследствии мы с ним стали большими друзьями. Я не мог себе представить этого веселого, добродушного, остроумного и сердечного человека в роли начальника огромной тюрьмы.