Но лед тронулся еще не скоро. Как и прежде, Кимури был молчаливым и неприступным.
Каждый день, после окончания утренней и вечерней охоты, мы отправлялись в буш в поисках пищи для себя и для животных. Однажды, это было уже спустя несколько недель, с Кимури снова произошло приключение. Мы рубили траву, и Кимури пангой разбил себе палец. Он ждал, что я скажу и что буду делать. Я ничего не сказал. Но когда мы возвратились в лагерь, я не позволил ему лечиться своими средствами, я принялся сам за лечение. Бинт, шприц, флаконы с лекарствами, таблетки — все это было для Кимури совершенно новым. Он внимательно следил за моими действиями как за неведомым и непостижимым для него ритуалом и без единого слова ему подчинялся.
Да, без единого слова. Кимури продолжал молчать.
Наша работа по отлову животных шла успешно. В лагере у нас было уже девять прекрасных самок носорога и пять самцов. Не думайте, что носорог — это тупое, бесчувственное и глупое животное. Носорог такое же «интеллигентное» животное, как и слон. Детеныш носорога Леночка, которую мы поймали во время памятной охоты с Кимури, быстро к нам привыкла. Постепенно мы научились понимать ее «язык». Если «девушке» становилось скучно, она соответствующим тоном требовала нашего общества. Если у нее появлялась жажда, она извещала нас об этом уже совсем другим голосом. Но если она сердилась, то ее голос принимал такую окраску, что мы старались держаться от нее подальше. Все наши «девушки» — молодые самки носорогов — отличались довольно капризным характером, но все же мы научились их понимать.
Африканцы продолжали называть меня Белым господином. Как я уже говорил, меня это очень сердило. Я не хотел быть Белым господином. Но потом мне стало ясно, что наши представления о человеческих отношениях им непонятны и добиться мне от них ничего не удастся. Поэтому мне следовало смириться. Если я не буду придерживаться существующих здесь общественных отношений, они меня просто перестанут уважать. Я понял, что работаю в совсем иных условиях. Но человек может и должен всегда оставаться человеком. Я старался завоевать дружбу работающих с нами африканцев, помогая им решать различные проблемы — большие и малые.
Однажды мы вернулись с охоты. К джипу подбежал сам не свой Нельсон.
— Господин, голова в огне. Все тело.
— Нельсон, ты болен? — спросил я.
— Да, ответил он несмело, глядя куда-то в сторону.
— Хорошо. Я тебе дам лекарства.
Нельсон схватил таблетки, повернулся, первые несколько шагов сделал медленно, а потом помчался стремглав. Интересно, что могло произойти?
Я стал наблюдать за Нельсоном. Часа через два он вынырнул из леса, огляделся и стал прокрадываться в лагерь. Я сделал вид, что ничего не замечаю. Но когда настало время вечернего отдыха у костра, я позвал Нельсона.
— Ты болен? — тихо спросил я.
Нельсон молчал. Он глядел на костер Белого господина.
— Нельсон, ты болен?
Он не отвечал.
— Если ты болен, то завтра можешь не работать. За тебя будет работать другой.
На это он должен был что-то ответить. Я напряженно ждал.
— Нет, господин. Я буду работать. Не я болен, а ребёнок…
Я поднялся и попросил созвать всех.
В глазах Нельсона я увидел страх. Строгим голосом я сказал:
— Если у кого-нибудь заболеет жена, ребенок, мать, отец, — приходите ко мне. Я помогу вам. Вот все, что я хотел вам сказать. Можете возвращаться к своему костру.
Обычно африканцы радовались костру, как дети. Но на этот раз им было не по себе, и они сидели очень тихо. Я знал, почему. Они знали историю с Нельсоном. Знали о нем. И сейчас многое опять поняли. С тех пор они не боялись просить у меня лекарства.
Приходит женщина с искаженным от боли лицом. Показывает воспалившуюся, полную молока, грудь.
— Полечи. Больно. Очень больно…
Знаете, в такие минуты даже в голову не приходит мысль о нашей европейской стеснительности. Думаешь совсем о другом… И испытываешь такое прекрасное чувство.
Вдруг меня перестали называть Белым господином. Начали называть Камуньо. Неплохо, подумал я, это звучит более дружественно, чем Белый господин. Но мне так хотелось узнать, что это означает. И я узнал. Камуньо на языке суахили означает лысый. Не могу сказать, что мне это польстило, но все же я был рад. Я — Камуньо. Я уже не Белый господин.
Однажды около меня остановился Кимури и почтительно мне сказал:
— Мзи…