Через день, когда я уезжал из парка, больной чувствовал себя неважно. Да и не мог хорошо чувствовать себя человек, побывавший в когтях у самого свирепого хищника Африки.
Перед отъездом я зашел к нему попрощаться и пожелать выздоровления.
— Все будет хорошо, баас. Ведь нганга выгнал духа врага. Теперь все будет хорошо, — сказал он мне.
Так ли плох нганга, вреден ли знахарь в африканской деревне, где пока еще нет настоящих врачей? Вера африканцев в знахаря, лекаря, шамана происходит от их веры в сверхъестественные силы, духов, сглаз и «черную магию». Эта вера в силы врачующего — великое лекарство, один из главных помощников и наших врачей. Но нашему врачу, имеющему дело с больными, которые знакомы с медицинскими книгами, это не всегда удается. Нганге легче: у него «традиционный авторитет», подкрепленный религией и обычаями. С их помощью он действует на разум больного.
Малавийский нганга показал также, что может своими средствами унять сильное кровотечение и дать наркоз больному. Я не знаю, какие еще «медикаменты» хранятся в его хижине. Но я ходил по десяткам африканских базаров, часами сидел у развалов африканских «фармацевтов». Обычно они торгуют сушеными кровяными шариками, рогами и копытами, сморщенными желудками животных, какими-то пыльными кореньями и ягодами. У большинства европейцев их товары вызывают улыбку. А почему улыбку? Те же самые коренья и ягоды, но завернутые в целлофановые пакетики, пользуются в аптеках большим спросом. На одном из базаров неподалеку от танзанийского города Мбейя шесть знахарей ведут бойкую торговлю небольшими черно-бурыми шариками. Их покупают за немалые деньги женщины после неудачных родов, потерявшие после ранения много крови охотники, немощные старики и молодухи на выданье, решившие соблазнить парней пышными формами.
Один из продавцов рассказал мне состав этих шариков: кровь буйволов, смешанная с растолченной породой из рудников Мбейи, где добывают пирохлор. У нас подобный препарат называется «Гемостимулин». Он способствует увеличению содержания гемоглобина в крови. Как следует из инструкции, утвержденной Ученым советом Минздрава СССР, гемостимулин «изготовляется из крови крупного рогатого скота с добавлением к ней микроэлементов».
Академик Н. Г. Беленький, предлагая аллохол для лечения заболеваний печени, наверное, не подозревал, что на любом африканском базаре можно купить почти такое же по составу лекарство: порошковидную смесь сухой желчи антилоп, «жгущих» растений (вместо нашей крапивы) и древесного угля. Один из главных компонентов африканских снадобий — рога животных. Если носорог вскоре исчезнет с лица земли, то главными виновниками тому будут старцы, жаждущие продлить пору любви. У нас нет носорогов, но свойства пантов алтайских оленей и изготовляемых из них препаратов известны всем.
Но нганги, конечно, делают и большие промахи. Каждые трое из десяти новорожденных детей в Африке умирают от столбняка. Они заболевают им потому, что повитухи залепляют пуповину грязной глиной. Некоторые нилоты для заживления и затягивания неглубоких ран используют крупных муравьев. Но есть подозрение, что эти муравьи служат переносчиком некоторых инфекционных заболеваний. Нганги берутся лечить любую болезнь, на что, конечно, они не способны. Поэтому многие болезни запускаются, больной попадает к настоящему врачу в очень тяжелом состоянии, и тот справедливо винит знахаря. Но я не знаю случая, чтобы больной, вылеченный лесным лекарем, пришел в больницу и рассказал об этом.
Чтобы стать признанным, нганге больше всего мешают шапка с заячьими ушами, пляски у костра и трюкачество, граничащее с фокусничеством. Но если отбросить эти атрибуты языческой медицины, то к нгангам стоит присмотреться и заинтересоваться их средствами. Медицина много потеряет, если дипломированный врач автоматически вытеснит традиционного африканского лекаря, не узнав кое-каких его секретов.
Даже культурные африканцы еще верят в нгангу. Когда, возвращаясь из парка, я заехал в ближайшую амбулаторию и спросил, не стоит ли послать в деревню настоящего медика, молодой фельдшер отрицательно покачал головой.
— Если больной прожил после такого ранения два дня, нам там нечего делать. Нганга поможет ему и дальше…
Из парка я поехал в Ливингстонию, расположенную на берегу Ньясы. Этот городок известен живописным местоположением и тем, что в нем находится самая старая в Малави шотландская церковная миссия. Место здесь, действительно, красивое. Плато Ньика обрывается около городка в сторону озера почти километровым уступом — сверху безлесным, сверкающим глыбами отполированных скал, с середины до подножия покрытым багряно-красным нарядом лесов. Вдоль берега тянется желтый пляж, где стоят массивные здания миссии под кружевом казуарин, чуть поодаль — свайные домики племен нконде и эве. Их население, как и вся северная часть Малави, живет рыболовством. В рационе местных жителей рыба играет в девять раз большую роль, чем мясо.
Тут понимаешь, какое огромное значение имеет Ньяса для этой страны, узкой полоской вытянувшейся вдоль озера. Когда колонизаторы, захватывая африканские страны, придумывали им свои имена, то обычно делали это неудачно. «Родезия», «Золотой Берег», «Берег Слоновой Кости» — от этих названий попахивает колониальным разбоем и безвкусицей. Но прежнее название Малави — Ньясаленд, — по-моему, менее неудачно. Малави, действительно, «страна Ньясы». Озеро — главная транспортная артерия и кормилица страны, фабрика ее климата и поставщик воды, основное, что притягивает сюда туристов.
Самый большой населенный пункт крайнего севера Малави — Каронга, огромная рыбацкая деревня, носящая имя одного из правителей марави. Об этом селении Мануэль Баретт упоминал еще в 1667 году. Его жители бойко торговали по воде с другими приозерными районами и добирались даже до Софалы.
Не знаю, чем торговали они тогда, но сейчас торгуют исключительно рыбой. На берегу под пальмовыми навесами раскинулся большой рынок. Из двухсот двадцати видов рыб, обитающих в Ньясе, здесь ловят в основном вездесущую телапию и смахивающую на карпа нчилу. Иногда на прилавках в груде водорослей попадаются удивительные на вид создания: машет длинным хвостом электрическая рыба-кот, бьется на земле рыба-тигр, которая получила свое название, наверное, не столько за расцветку, сколько за кровожадность. Рыбка эта небольшая, граммов на восемьсот, но треть ее веса приходится на огромную голову-пасть, утыканную саблевидными зубами.
Во времена правления Каронги рыба-тигр была у марави и судьей и палачом. Обвиняемого бросали в реку, кишащую этими хищницами. Если рыба почему-нибудь не набрасывалась на человека, его оправдывали. Если же накидывалась, то через час-другой где-нибудь ниже по течению к берегу прибивало начисто обглоданный скелет.
На третий день моей жизни в Каронге у пристани появился флагман ньясской флотилии пароход «Илала II». Поскольку дальше на север ехать было некуда — в двадцати километрах от «рыбной столицы» уже начиналась Танзания, — то пароход предоставлял мне прекрасную возможность не возвращаться на юг той же дорогой, а совершить путешествие по озеру. Найти хорошего шофера среди бывших «шибало», без дела слонявшихся у пристани, не составляло труда. Мы договорились, что лендровер будет ждать меня в Салиме, на юго-западном берегу озера.
Пароход здесь, как такси. По просьбе пассажиров останавливается у любого селения, швартуется лишь для того, чтобы скинуть два-три ящика в деревенскую лавку или забрать у местных торговцев мешки с сушеной рыбой или рисом. Рис недавно начали сеять на землях, которые периодически заливает капризное озеро.