Чуть поодаль от африканских строений европейская гостиница и пивной бар — единственный «культурный центр» Мауна, где по вечерам собирается местный «белый бомонд». Главные завсегдатаи здесь — профессиональные охотники и ловцы диких зверей — саженные рыжебородые детины в костюмах «сафари», залитых свежей кровью только что подстреленных жертв. Здесь же можно встретить чиновников в пробковых шлемах, приехавших в эту глухомань из ЮАР или Англии в надежде скопить капиталец, визгливых девиц и длинноволосых американских парней, совершавших на мотоциклах пробег по пустыням Южной Африки. Но самым интересным посетителем этого бара, с которым меня познакомили, оказался Летсхолатабе Мореми I — верховный вождь батавана. Он сидел за персональным столом в окружении шумной свиты молодых парней, без устали подносивших ему все новые кружки пива.
Современный африканский вождь — совсем не обязательно беззубый старец, увешанный амулетами и украшениями из ракушек или страусовых перьев. Двадцативосьмилетний Мореми — выпускник Оксфорда, а его жена получила образование в Швейцарии. Несмотря на свою принадлежность к старому феодальному роду, он довольно Трезво и критически смотрит на современную ботсванскую действительность и, как я впоследствии узнал в Габероне, слывет «левым» среди племенной верхушки республики.
— Не являюсь ли я, племенной вождь, анахронизмом, пережитком прошлого? — лукаво улыбаясь, повторил мой вопрос Мореми. — Сейчас у нас идет много споров по этому поводу. Правительство республики старается уничтожить институт вождей, ограничить их влияние на политическую жизнь. В те времена, когда моя страна была известна миру как английский протекторат Бечуаналенд, вожди восьми основных племен, составляющих народность бечуана, пользовались неограниченной властью, фактически они могли распоряжаться всеми землями и скотом, принадлежащим племени. Но после 1966 года, когда была провозглашена независимость Ботсваны, центральное правительство старается урезать нашу власть. Тем не менее среди населения деревенские и верховные вожди еще имеют очень большое влияние: к ним обращаются, как к судье, как к человеку, умеющему читать и писать, или просто за советом. Прежде чем изгонять вождей, надо прислать в ботсванские деревни судей, счетоводов, авторитетных чиновников, которых у нас еще нет. Так что, на мой взгляд, сама ботсванская действительность пока что определяет необходимость в вожде, пусть даже с ограниченными правительством правами. Поверьте, вожди в Ботсване сейчас вовсе не главная проблема. Есть куда более насущные задачи, требующие быстрого решения.
— Вот возьмите, к примеру, мое племя, — продолжал Мореми. — У батавана много скота, но мы бедны, потому что продать скот очень сложно. Дорог здесь нет, воды тоже, а до ближайшей железнодорожной станции добрых шестьсот километров. Пока скот перегонишь туда своим ходом, от него остаются лишь кожа да кости, многие животные умирают, заболев сонной болезнью. К тому же даже в городе продать коров не так легко, потому что они есть у всех, а денег нет почти ни у кого.
Я бы с удовольствием показал вам нашу землю, но, к сожалению, не смогу: завтра открытие парламента, надо лететь в столицу. Да на машине здесь и не проедешь. В гигантских болотах Окаванго, которые окружают Маун, вязнет самый сильный лендровер. Поэтому многие охотники-европейцы имеют собственные авиетки. Я узнаю, кто из них летит на север, в Окаванголенд, и попрошу показать вам эту землю.
Мореми сдержал слово. К концу вечера он подвел ко мне здоровенного рыжебородого шотландца.
— Боб Хэрри, — представился тот. — Завтра я лечу на самый север Окаванго, в Сепопа, где вчера охотился на бегемотов. Все зубы, клыки и ноги в авиетке не уместились и теперь мне надо вернуться за оставшейся добычей. Буду рад попутчику, тем более что вы — первый русский в этих местах.
— Окаванго — это настоящая ловушка для животных, созданная самой природой, — бойко разворачивая свой самолетик над Мауном, рассказывал Боб. — Когда в соседних Замбии и Намибии начинается сухой сезон, на эти болота переселяются огромные стада слонов, носорогов, буйволов, зебр и антилоп. Приходят звери и с юга, со стороны Макарикари. Через две-три недели после наступления засухи их скапливается огромное количество. А идти дальше некуда. Путь назад отрезан уже успевшей выгореть за это время раскаленной соленой пустыней, а впереди, в глубине Окаванго, — топкие, еще не успевшие высохнуть болота. Тут и наступает страда для охотников.
В редкие годы, когда животных собирается очень много, некоторые из них все же вырываются из плена болот. Конечно, не великаны — слоны и носороги, которые обеспечивают себя пищей, а те, кто послабее, — антилопы и газели. Собираясь в тысячные стада, они направляются туда, куда подсказывает им чутье, туда, откуда ветры приносят запах свежей травы и дождя, выпавшего за сотни километров от этих мест. Подобное переселение антилоп — страшное зрелище. Несколько лет назад я наблюдал его с самолета. Пятнадцать минут эта игрушка, — и Боб хлопнул по штурвалу авиетки, — летела над несущимся галопом стадом, растянувшимся на несколько километров. Это было в районе в то время высохшей реки Селинда, примерно в двадцати километрах к северу от тех мест, над которыми мы летели. Достигнув крутого берега реки, сотни, а может, и тысячи животных попадали вниз, а по их телам с бешеной скоростью пронеслись другие. Буквально через несколько минут на дне сухого русла вырос мост из окровавленных туш. Затем живая лавина достигла небольшой деревушки, в которой жили человек двадцать пять банту. Догадываясь о приближении антилоп (обычно за два-три часа до их нашествия появляются спасающиеся от гибели мелкие грызуны и змеи), люди окружили свои ветхие хижины сплошным кольцом костров. Первые ряды животных начали огибать деревню. Однако следующие, теснимые сзади, перепрыгнули огонь и буквально стерли селение с лица земли. Не думаю, чтобы кто-нибудь из его жителей спасся после этого страшного нашествия.
Обширные болота севера Ботсваны — детище реки Окаванго — этого подлинного географического парадокса Южной Африки. Географы справедливо считают Окаванго «рекой наоборот». Это единственный крупный водоток африканского Юга, который берет свое начало не в горных массивах центральной части этого района, а в саванне Анголы, неподалеку от Атлантического побережья, и несет свои воды прочь от океана, в глубь материка. Окаванго — одна из немногих крупных рек мира, не впадающая в океан или озеро. Растеряв свои воды на жарких ангольских плато, Окаванго, достигнув Ботсваны, дробится на множество рукавов. Некоторые из них уходят под землю, где размывают подстилающие породы и текут в подземных руслах, изобилующих пещерами и гротами. Эти русла составляют часть гигантской системы подводных рек и озер, открытых недавно на севере Намибии и Ботсваны.
Другие рукава Окаванго поворачивают в ботсванскую Калахари и, теряясь в ее песках, образуют огромную внутриматериковую дельту. Это и есть болота Окаванго, край непуганых зверей и удивительных природных контрастов. Когда в среднем течении реки Окаванго выпадают дожди, ее воды превращают дельту в сплошное озеро, а расположенные вдоль берегов деревни батавана сообщаются друг с другом только с помощью лодок. В это время северный рукав Окаванго иногда впадает в реку Куанда, через которую сбрасывает свои воды в Замбези.
С наступлением сухого сезона болота мелеют, вода сохраняется лишь в узких рукавах дельты, которые оканчиваются в неглубоких песчаных понижениях — влеях. Эти понижения, покрытые непроходимыми зарослями папирусов, тростника, осоки, и привлекают в Окаванго животных.
Летящая почти над самой землей авиетка то и дело вспугивает стада слонов и буйволов, с необычайной для их размеров проворностью спасающихся в болотных зарослях. Среди этого буйства зелени и жизни мелькают многочисленные островки и песчаные косы, намытые Окаванго, — царство мертвого песка, перевеваемого калахарским ветром. Крупнейший из островков — Чифс-айлэнд («Остров вождей») — расположен в северо-восточной части Окаванго. По традиции каждый год, под конец сухого сезона, на этом острове собираются вожди и знахари всех окрестных племен: батавана — из Ботсваны, гереро и Окаванго — из Намибии, овамо и валуимбе — из Анголы. Прибытие многих вождей сопровождается красочными церемониями и гонками на лодках. В глубоком уединении, не разрешая приблизиться к острову простым соплеменникам, вожди совещаются, как задобрить богов и вызвать дождь. В былые времена подобные «совещания», длившиеся неделями, сопровождались человеческими жертвами: на съедение крокодилам бросали близнецов, рождение которых местные африканские племена считают явлением ненормальным. Сейчас подобные ритуалы запрещены, в пасти крокодилов попадают лишь овцы или козы.