Ботсванская столица Габероне тоже своеобразный памятник этой английской политики. Еще несколько лет назад на месте современного Габероне была заброшенная бечуанская деревенька, улицы которой утопали в песках пустыни. А столицу тщетно было искать на географической карте этой страны: административный центр Бечуаналенда находился… за его пределами, на территории ЮАР, в городе Мафекинг. Лишь когда было принято решение о предоставлении стране бечуанов независимости, срочно принялись строить столицу.
Сегодняшний Габероне — небольшой чистенький городок. В центре находится ажурное здание парламента, перед которым разбит редкий в этих местах оазис зелени. Напротив, в доме из красного кирпича, символически соседствуют английский «Барклайз бэнк» и посольство США. Вокруг с полсотни модернистских зданий в два-три этажа, которые занимают министерства, посольства, отель, клуб. В сущности весь город состоит из одного квартала. За кольцом недавно посаженных деревьев, защищающих столицу от калахарского дыхания, начинаются пригороды.
Отличительная черта ботсванской архитектуры — обязательное использование в качестве строительного материала пивных бутылок. Нередко из бутылок сооружают целые заборы или выкладывают ими орнаменты в стенах.
— Влияние экономики, — перехватив мой недоуменный взгляд, объяснил мой попутчик Д. Синомбе, корреспондент местной службы информации, в первый день сопровождавший меня по городу. — Пива в Ботсване пьют много, но своей пивоваренной промышленности у нас нет. Все привозят из ЮАР. Везти же обратно пустые бутылки невыгодно. Так что приходится находить им применение на месте.
Конечно, построить стену из пивных бутылок может позволить себе только зажиточный ботсванец. Отсутствие промышленности, застой в животноводстве, эксплуатация со стороны южноафриканских монополий — все это определяет крайне низкий уровень жизни населения страны. По доходу на душу населения Ботсвана занимает предпоследнее место в Африке.
Экономическим центром Ботсваны считается город Ло-баци, куда мы с Синомбе отправились на следующий день. В этом городе, расположенном на самой границе с Южно-Африканской Республикой, находятся лесопильные и маслобойные заводы, неподалеку ведутся разработки марганца. Но главное предприятие города — третий по величине в Африке мясной комбинат. Синомбе настоятельно советовал мне осмотреть этот, как он выразился, «гигант ботсванской индустрии».
— Ботсвана — сугубо скотоводческая страна. На ее пустынных просторах пасется около одного миллиона крупного рогатого скота, четыреста тысяч овец и сто тридцать тысяч коз, — дает пояснения один из руководителей комбината, А. Робертс. — Поэтому естественно, что крупнейшим промышленным предприятием Ботсваны стал мясоперерабатывающий завод. Однако полностью его мощность (до 150 тысяч голов в год) Ботсвана своим сырьем загрузить не может. Поэтому мы перерабатываем также мясо из ЮАР и Южной Родезии. Принадлежит предприятие компании «Ботсвана мит комишн». Это своеобразный промышленный кооператив, в руководство которого входят крупные предприниматели и владельцы скотоводческих ранчо Ботсваны.
Перелистывая отлично изданный буклет о деятельности «Ботсвана мит комишн», который вручил мне на прощание мистер Робертс, я обратил внимание на то, что в списке руководителей этого предприятия числится лишь несколько африканских фамилий. В основном же компанией заправляют англичане и белые южноафриканцы, которым принадлежат огромные пастбища в южной, наиболее плодородной части Ботсваны. А проходя по улицам Лобаци, я то и дело наталкивался на новенькие вывески промышленных компаний, открытых южноафриканскими бизнесменами. Используя Ботсвану в качестве ширмы, бизнес ЮАР делает сейчас хитрый ход, преследующий своей целью прорвать экономический бойкот, объявленный расистам свободной Африкой, и вырваться на ее рынки. На всех изделиях, выпускаемых этими южноафриканскими фирмами, стоит клеймо: «Сделано в Ботсване». Однако все доходы от их продажи поступают в банки Йоханнесбурга и Кейптауна.
Конечно, есть уже в Ботсване и местные, африканские бизнесмены. С одним из них, Батхуном II, вождем семидесятидвухтысячного племени бангвакетсе, я познакомился в тот же день. «Просто грешно — быть в Лобаци и не заехать к Батхуну, — наставлял меня Синомбе. — Это одна из наших главных достопримечательностей. Думаю, мы сможем найти его неподалеку, в селении Канье, где находится традиционный центр бангвакетсе».
Старожилы рассказывают, что еще в начале века на землях бангвакетсе паслись необозримые стада зебр и антилоп, а львы ночью разгуливали по улицам Канье, наводя ужас на его жителей. Теперь же вельд (заросли ксерофитных кустарников), некогда служивший прибежищем диких животных, распахан.
Земля бангвакетсе — главный земледельческий район Ботсваны, дающий около половины производимых в стране пшеницы, хлопка, кукурузы. Еще до появления европейцев крестьяне создали здесь довольно сложную систему ирригационных сооружений — каналы для орошения полей и пруды для водопоя скота. Канье находится в самом центре этой системы, на невысоких холмах, образованных нагромождениями гигантских валунов. По повериям племени, эти валуны набросал, защищая бангвакетсе от врагов, их могущественный покровитель Йохо, давший людям скот и научивший их обрабатывать землю. У подножий холмов стоят сплетенные из прутьев хижины бангвакетсе. На вершине самого высокого холма, высящегося в Канье, находится резиденция главы племени.
Извещенный о нашем приезде Батхун, наряженный в европейский костюм и колониальный пробковый шлем, встретил нас у входа в свой «дворец», напоминающий небольшую европейскую виллу. Перед домом был разбит сад, где в бассейне, выложенном пивными бутылками, плескались золотые рыбки. Оттуда через террасу, увешанную плетеными изделиями ремесленников-бангвакетсе, вход в приемную. Посреди комнаты стоит обтянутый слоновой кожей огромный стол в форме африканского континента, а рядом торшер из слоновьего хобота.
— Торшер не работает: в Канье еще нет электричества, — смущенно говорит Батхун. — Этого слона я убил, когда был помоложе, мне ведь уже за шестьдесят. Теперь и силы не те, и времени нет для охоты: я ведь и бизнесмен, да и к традиционным обязанностям вождя прибавились новые заботы.
— Какие заботы? — заинтересовался я.
— Правительство хочет уничтожить нашу власть, и я должен показать ему, что с нами еще рано разделываться, — взволнованно отвечает он. — Наследственная власть традиционных вождей, олицетворяющих в Ботсване племенную структуру, — это основа бечуанской нации. Уничтожить институт вождей — значит перечеркнуть обычаи и законы, по которым веками жил наш народ, одним махом передвинуть его в XX век. Правительство даже отказалось предоставить вождям отдельное помещение в парламенте. Но здесь, на земле бангвакетсе, еще уважают вождей, — заключил Батхун и пригласил меня выйти с ним на улицу.
Напротив его дома одетые в лохмотья африканцы сооружали нечто вроде сцены. В центре ее стояло свежевыкрашенное кресло, а по бокам — ряды маленьких скамеечек, какие обычно носят с собой африканцы, отправляясь в далекий путь.
— Здесь будет парламент бангвакетсе, — поясняет Батхун. — Это кресло — трон моих предков, скамейки — для вождей деревень и старейшин. Мы еще заставим правительство слушать нас.
Потом, вернувшись в Габероне, я узнал, что Батхун II и верховный вождь племени бакгатла Линчве возглавляют в парламенте оппозицию феодалов, сопротивляющихся попыткам правительства республики избавиться от традиционного влияния вождей, ограничить их власть над соплеменниками. Руководители республики справедливо убеждены в том, что власть феодалов подрывает единство нации, что раздробление страны на племенные вотчины, не связанные в экономическом отношении, тормозит развитие всей страны в целом.
Верховный вождь Батхун II отлично понимает те выгоды, которые в современных условиях сулит сохранение его традиционного титула. Его тридцатитысячное стадо «по традиции» бесплатно пасут рядовые соплеменники. Цены на землю растут, арендаторов делается все больше, а право распоряжаться землями бангвакетсе также принадлежит главе племени. В его собственности лавки, магазины, ремонтные мастерские и бензоколонка, из которой, кстати, он собственноручно заправил мой автомобиль, скрупулезно пересчитав полученные деньги. Батхун занимает также кресло председателя суда, а кто не поднесет лицу, от которого зависит судьба близкого человека, ценного подарка? Сейчас Батхун II слывет одним из самых богатых людей Ботсваны. Его имя я видел не только среди руководителей «Ботсвана мит комишн», но и в числе держателей акций большинства компаний страны. Не потому ли Батхун II противится тому, чтобы его народ «одним махом перенесся в XX век», что понял: при сохранении прежних порядков ему самому легче продвинуться из феодалов в буржуа?