Незнакомец молча удалился. Малко услышал, как в замочной скважине повернулся ключ.
Вот уже в двадцатый раз Лукресия принялась звонить генералу Аруане, лучшему другу отца. Всю ночь она не сомкнула глаз. Теперь было одиннадцать утра.
Малко исчез, будто похищенный марсианами. Его машину (точнее, ее машину) обнаружили припаркованной на Прадо, ключи торчали снаружи. Никаких следов борьбы. Всю ночь Лукресия прождала у телефона. Все это было так непонятно.
С Джеком Кэмбеллом связаться было так же невозможно, как и с майором Гомесом. Друзья Лукресии тоже ничего не знали. Тайная полиция имела в своем распоряжении с десяток мест заключения, неведомых никому.
В отсутствие Малко Лукресия не смела воспользоваться исповедью Рауля, чтобы надавить на майора Гомеса. Но ее беспокойство продолжало расти с каждой минутой.
– Все идет хорошо, – произнес приглушенный голос «Доктора» Гордона.
– И что же это значит?
В минуты волнения голос Джека Кэмбелла становился еще более хриплым. Сейчас же для беспокойства было несколько причин.
– Он начал вдыхать кокаин. Вечером все будет кончено. А может, и раньше, если организм ослаб. И никто не сможет ничего сказать. Гринго не впервью злоупотребляют пичикатой.
Джек Кэмбелл промолчал. Он не любил Малко, но подсознательная расовая солидарность все-таки связывала его с князем из ЦРУ.
– Где он?
«Доктор» Гордон издал довольный смешок.
– В Школе полиции, вы помните, большое зеленое здание справа, если спускаться к Флориде. У них там есть помещение для арестованных. Когда все будет кончено, его отвезут на утес Лайкакота.
– И вы мне позвоните, чтобы я приехал для опознания тела...
– Именно. Не более того.
Кэмбелл положил трубку не попрощавшись. Хорошо еще, что боливийцы слишком примитивны, чтобы подслушивать телефонные разговоры.
Малко попробовал закрыть глаза. Не получилось. Каждую секунду его сердце готово было разорваться. Подстегиваемое кокаином, оно стучало в груди с бешеной скоростью. Тем не менее, Малко сохранял полную ясность ума, и это было ужасно. Не считая учащенного пульса, он не испытывал никаких страданий.
Мысль о том, что вот сейчас он умирает, никак ни могла закрепиться в его сознании. Разве можно чувствовать себя так прекрасно перед смертью?
Джек Кэмбелл развернул еще влажные гранки «Пресенсии», только что доставленные из типографии каким-то пацаном, и разложил их на столе. Секунду он сидел молча, хмелея от радости. Потом позвал новую секретаршу.
– Лус, срочно соедините меня с послом. Позвоните ему хоть домой, хоть в посольство.
Пока Лус набирала номер, американец продолжал созерцать огромный заголовок в газете – результат шести месяцев его усилий, кучи потраченных долларов, примененного оружия, угроз и компромиссов. Отлично сработано. Он испытывал гордость и удовлетворение.
– Его Превосходительство Посол, – объявила секретарша.
Джек Кэмбелл взял трубку.
– Господин посол, – начал он, – наконец свершилось. Теперь уже официально. Я знал уже вчера вечером, но не хотел сообщать вам раньше времени. Ведь эти мартышки могут передумать в любую минуту.
– Браво, – пророкотал дипломат.
– Разрешите прочитать вам заголовок, – продолжил Джек Кэмбелл с упоением. – Слушайте: «Боливийское правительство приняло решение о бессрочной высылке ста девятнадцати сотрудников советского посольства, обвиняемых в тайном сговоре с врагами Республики. Президент заявил, что эта мера явилась следствием длительного расследования, проведенного его службами безопасности».
– "Службами безопасности", – повторил еще раз Кэмбелл.
Он покатывался со смеху.
– "Советские дипломаты должны покинуть Боливию в недельный срок", – продолжал он.
Посол прервал Кэмбелла:
– А я полагал, что в посольстве СССР было всего пятьдесят девять сотрудников.
– Совершенно точно, – подтвердил Кэмбелл. – Разрешите, я сейчас сверю списки. Они занесли туда всех и вся, кто имел русский паспорт.
Джек Кэмбелл перевернул газетную страницу и принялся читать имена высланных русских. Вдруг он разразился страшным хохотом.
– Господин посол, они высылают даже младенцев и собак! Послушайте: Сталина... Федоровна – ей всего два годика, она – дочь якобы торгового советника. А Иосиф Илюшин – это собака консула...
Таковы были отношения между союзниками.
Преисполненный радости, Джек Кэмбелл простился с послом и повесил трубку. Учитывая близость Чили, высылка советских дипломатов приобретала значение крупного успеха ЦРУ. Трубить о ней, конечно, не подобает, но послужной список Кэмбелла она несомненно украсит.
И тут вдруг американец вспомнил о Малко. Он взял телефонный аппарат и набрал номер тайной полиции. Получил соединение, назвал добавочный.
– Алло, пост 435 слушает.
Это был центр борьбы с партизанами, который всегда обозначал себя только так, а не иначе, и это был голос «Доктора» Гордона.
– Говорит Джек Кэмбелл.
– А, вы хотите знать, что нового... Ну, пока что все по-прежнему, я полагаю. Потерпим еще несколько часов.
Он прямо-таки пузыри пускал от радости, гадина этакая.
Хриплый голос Джека Кэмбелла заставил его аж подскочить на месте:
– Вы сейчас же, немедленно прервете курс, освободите пациента и незаметно переведете его в клинику при посольстве.
Гордон потерял дар речи.
– Но...
– Никаких «но», – заявил Кэмбелл тоном, не терпящим возражений. – Это мой приказ. Вам что, напомнить, на кого вы работаете? И никаких там штучек. Не вздумайте заявиться ко мне с известием о его смерти. Тут же вновь очутитесь дворником в Панаме.
В трубке долго молчали. Наконец, «Доктор» Гордон попытался возразить:
– Но что скажет Гомес? Меня просто не пустят в Школу полиции без его разрешения.
– Это ложь, – миролюбиво заметил Джек Кэмбелл. – Не забывайте, с кем вы разговариваете. Вы сейчас же отправитесь в эту Школу и прервете курс. Остальное я беру на себя. И Гомеса тоже.
– Он как раз только что появился тут, – с облегчением выдохнул кубинец.
– Дайте-ка его мне.
– Привет, Джек, – сказал Гомес елейным, почти подобострастным тоном. – Все идет, как вы хотите?
– Не совсем.
Американец повторил все сначала. Боливиец ничего не ответил. Кэмбелл чувствовал, что тот ненавидит его и чего-то не договаривает и, наконец, сказал:
– Дорогой майор, если этого человека не освободят немедленно, я приеду за ним вместе с послом. И я заявляю боливийскому правительству официальный протест в связи с заточением иностранца в государственном учреждении.
Майор Гомес продолжал молчать. Здорово разыграно! Теперь уж ничего не изменишь в отношении русских, поскольку новость опубликована в газетах. А убийство белокурого – не что иное, как простое сведение личных счетов. Интересы государства тут ни при чем. И генерал не станет выгораживать его, Гомеса, перед американцами – слишком уж они могущественны.
Клокоча от ярости, он бросил трубку.
– Дубина, – крикнул он «Доктору», – ты не мог прикончить его поживее?
И, выпуская пар, отвесил агенту ЦРУ увесистую оплеуху, после чего выбежал, хлопнув дверью.
Огорошенный «зеленый берет» застыл на месте, повторяя про себя, что нет, нет справедливости на этом свете.
Лукресия не спускала глаз с Джека Кэмбелла, сидевшего по другую сторону от кровати Малко. Американец выдержал ее взгляд. Молодую боливийку наполняли противоречивые чувства. Без сомнения, Кэмбелл спас Малко, но какую роль играл он раньше? Впрочем, главное – это что Малко жив.
Убийца Рауль, полуживой от страха, слонялся по нижним улицам города, как зверь в клетке. Самюэль и Давид присматривали за ним по очереди.
В палату вошел врач.
– Как скоро он поправится? – спросила Лукресия.
Боливиец пожал плечами.
– Трудно сказать. Может, через три дня, а может, через три недели. Все зависит от того, какую дозу он вдохнул...