Время тянулось. Третий не приходил. Краем уха я слышала, как Алексей рассказывал остальным о том, что с ним происходило, когда его вызвал Совет. Почти сразу он согласился на их условия, желая потянуть время. Он хотел дать мне возможность вылечить Вадима и дождаться прихода друзей Верманда с подкреплением.
Мне начало казаться, что все это какой-то страшный сон. Стоит только заставить себя проснуться, и я снова окажусь дома в объятиях своего жениха, снова будет жив Рома, и никакой Кении, никаких восстаний, никаких неизвестных миру Долин.
Я снова взглянула в сторону Вадика, и мне показалось, что грудь его вздымается, а глаза открыты. Я встрепенулась и заплакала. Лёша, который успел задремать, проснулся от моего толчка, и, понимая, что происходит, взял за руку.
– Лёш, а вдруг он еще живой? – с надеждой в голосе спросила я, выводя его из дрёмы.
– Эмилия, мне жаль, но от него скоро уже дух пойдет, а ты все надеешься, – жестко ответил Верманд из другого конца комнаты, – если Третий не исполнит своего обещания, то через пару часов здесь станет невыносимо.
– Боюсь, что он прав, – согласился с ним Пешехонов.
– Конечно, ведь тебе все равно. Ты, наверное, еще и рад, что все так получилось. Теперь не нужно ни с кем и ничем мериться, – разозлилась я на него.
– Пытаешься свою злость на себя перенести на меня? – справедливо обиделся Алексей. – Мы не всегда с ним сходились во мнениях… и да, были влюблены в одну женщину, но разве хоть раз я дал повод думать обо мне так?
Я поняла, что веду себя глупо, шепча "прости", положила голову на колени и беззвучно заплакала. Катрина села по другую сторону от меня и обняла.
– Уж кто-кто, а я понимаю тебя, – участливо сказала она. – Никто не вернет нам наших потерь, но мы должны держаться. Я с тобой.
Но от ее слов легче не становилось. Я осознавала, что зря потянула Вадима сюда за собой, и теперь виновата в его смерти.
Наконец, на лестнице послышались шаги. В темницу вошло несколько воинов. Двое встали с луками. Четверо вошли в темницу. Они, ни слова не говоря, переложили Вадима на большое грубое покрывало, его грудь и ноги прикрыли несколькими цветами с крупными белыми головками, похожими на бутоны лилий. Видимо, это была часть ритуала захоронения у инферинцев. Двое стражников взялись за покрывало – один у изголовья, другой в ногах – и вынесли Вадика за дверь. Я встала со своего места, предполагая, что меня они возьмут с собой, но один из лучников громко сказал:
– Оставайтесь на своих местах.
– Но как же! – вскрикнула я. – Думала, мне позволят попрощаться с ним!
Катрина, Томас и Алексей тоже вскочили и подошли к прутьям.
– Это не по-людски! – увещевала воинов подруга. – Так нельзя! Дайте ей пойти с вами!
– Неужели вы так боитесь ее силы, что готовы оставить ее без прощания с женихом? – из своего угла заметил Верманд.
Лёша и Томми молчали, бросая в сторону воинов ненавистные взгляды.
– Когда наступит время, Третий спустится за вами. Ждите, – сказал тот же лучник, и воины ушли.
Еще несколько часов бесполезного хождения по комнате из угла в угол. Я прислушивалась к каждому шороху, к каждому скрипу, и, в конце концов, даже Томми не выдержал, попросив меня сесть и не нагнетать обстановку.
Третий все-таки пришел. Он был один. Обращаясь исключительно к Верманду, он попросил не делать глупостей, открыл калитку и поманил меня пальцем. Я не заставила себя долго ждать и выскользнула к нему. Он тут же закрыл за мной дверь, и мы двинулись вперед. Третий из Пятерых шел, то и дело останавливаясь и проверяя, можно ли идти вперед. Только сейчас я поняла, чего стоило ему вывести меня из темницы. Он поступился своим званием и положением. В отличие от остальных членов Совета, он либо действительно был благородным, либо пытался снискать к себе снисхождение на случай, если король придет к власти. И, как бы там ни было, он явно был умен и рассудителен.
– Как долго вы планируете держать нас в этой темнице? – спросила я, когда мы вышли за стены Большого Дома.
– Не я держу вас там, – ответил Третий шепотом, озираясь по сторонам. – И не только мне решать, когда вас выпустить. Одно знаю точно, Верманд выйдет только, чтобы быть преданным всенародной казни.
Я охнула и посмотрела на Третьего, пытаясь понять по его лицу, правду он говорит или нет.
– Но почему?! Он хороший человек! Он просто старается изменить ваш режим! Народ страдает! Им нужен защитник.
Третий остановился и бросил на меня взгляд, смысл которого я никак не могла прочитать. Он доверительно положил руку мне на плечо и сказал:
– Я знаю, вы считаете его другом, но он не тот человек, которому стоит доверять. Его меньше всего интересует простой народ, уж поверьте мне.
– Он в отличие от Совета принял нас с распростертыми объятиями. Кормил, одел и старался помочь… Вадиму.
– Только лишь потому, что ему это было выгодно, – бросил мне Третий, сделал шаг в сторону и пропал. Я испугалась, но тут из-за листвы, которая густо росла на стеблях, извивающихся вверх по стене, протянулась рука, схватила меня и потянула за собой. Приглядевшись, я поняла, что за лианами находится арка. Легко пройдя через прохладные влажные стебли, оказалась на кладбище Большого Дома.
Я была поражена, увидев это ухоженное место, усыпанное бутонами цветов. Среди деревьев с увесистыми кронами расположились могилки, разделенные между собой выложенными камнем тропами. Во главе каждого погребения стояли высокие четырехугольные стелы. На каждой было написано имя умершего. Кладбище не было таким большим и разросшимся, каким его описывал Верманд. Третий проводил меня к свежей могиле.
– Вы кажетесь удивленной, – заметил он. – Наверняка, вам рассказали, что кладбище велико, неухожено и полно безымянных могил. Как видите, это не так. И могилу вашего друга мы не оставим безымянной, если вы пожелаете. За ней будут ухаживать. Можете не сомневаться.
– Верю вам, – неожиданно для себя я поняла, что и правда доверяю Третьему. Присев на корточки возле могилы, начала перебирать руками цветы, которые аккуратно и с уважением разложили здесь.
Светало. Первые лучи солнца падали на капельки росы на бутонах и отражались в них. Я закрыла глаза руками и прошептала:
– Прости меня, Вадим. То, что случилось с тобой, моя вина. Прости. Умоляю тебя, прости, – слезы текли из глаз, и я практически захлебывалась ими. Вдруг навалилась глубокая усталость от всего, что произошло в последнее время. Меня сковали тяжесть и невыносимая боль в груди. Хотелось просто уснуть и никогда больше не просыпаться. Все, что угодно, лишь бы не чувствовать этой боли.
Третий положил мне руку на плечо и поторопил:
– К сожалению, мы должны вернуться в темницу до полного рассвета. Мне очень жаль вашего друга. Но поверьте, смерть причиняет боль только живым.
Он помог подняться и почти с отеческой заботой посмотрел мне в глаза. Наверное, они снова пылали голубым, потому что Третий даже отшатнулся. Но потом взял себя в руки и продолжил, показывая обратный путь:
– Вы должны рассказать Совету все, что знаете. Если вы уговорите ваших друзей сделать это, я в свою очередь постараюсь уговорить Пятерых дать возможность принцу доказать свою принадлежность к королевской семье.
– Хорошо, – устало ответила я.
– Хорошо? – он был удивлен столь быстрому согласию.
– Да, согласна. Поверьте, я устала и хочу домой. Как только Обелиск выберет Алексея истинным королем, мы с остальными друзьями покинем Долину Инферин и больше никогда не помешаем вам.
В этот момент со стороны Большого Дома раздался громкий клич. Третий встрепенулся, схватил меня за руку и прошептал:
– Что-то случилось! Так созывают охрану. Скорее бежим в темницу. Если они заподозрили, что тебя нет, нам обоим несдобровать.
Эпизод двадцать шестой
Восстание