Полет, если его можно так назвать, продлился от силы секунд тридцать, и этого с лихвой хватило, чтобы превратить половину мегаполиса в руины. Потому что то, что не взорвала или не раздавила огромная субмарина, уничтожил многокилометровый поезд на скорости разогнанной в несколько раз выше звуковой.
Эта компашка не то, что притягивала неприятности, их команду можно смело назвать генератором самых уничтожительных для мира идей, во имя его спасения.
Как бы никто мягкой посадки и не ждал. Пикирующая субмарина косила небоскреб за небоскребом. И на высоте десятого этажа то, что осталось от подлодки просто воткнулось в одно из гигантских зданий и осталось там. Торча наполовину из стены, искря, хлопая взрывами внутри себя и поливая все внизу токсичными отходами от работы ядерных плазменных турбин.
Крок очнулся от того, что по левой руке побежал жар, открыв глаза, он увидел Булу и Грока, борющихся с напористыми и плюющимися красными языками пламени, охватившими рубку уничтоженной подлодки. Ну или летательного аппарата, который вы можете называть как вам вздумается на свое усмотрение. Лохмотья на левой руке Крока полыхали как факел, кресло Ситы тоже горело настоящим костром, но пустовало.
Крок не сразу сориентировался, что нужно тушить себя, да и вообще нужно включаться в процесс спасения жизни. Он тупо хлопками ладони сбил пламя на руке, стоял и крутил по сторонам чугунной головой. Поправляя штурвал и разглядывая помятые белые опоры. Чистый огонь опасен и прекрасен… Языки обыкновенного пламени такая редкость для сафирских глаз. Эти огоньки сияющие всеми цветами радуги и не только, не земное пламя, конечно, но и такого ведь он не видел никогда.
— А чего вы ее тушите, нужно телепортироваться отсюда…
— Брат, очнись, за этой дверью десять тонн сжиженного сафита! Да ядерная бомба с ее грибом всего лишь цветочек! Эта цистерна прострелит планету до ядра! — не отвлекаясь от дела прокричал бодрый и снова исцеленный Грок, заливая стену густой синей пеной из огнетушителя.
— А где Сита?
— Катапультировалась!
— Разве можно катапультироваться из подлодки?
— А разве можно летать на подлодке?
Крок молча взял огнетушитель и тоже начал играть в огнеборца, скорчив суровую рожу для важности и причастности.
Пламя стреляло и явно подпитывалось силами изнутри. Близнецы и старый бес использовали все средства, от противопожарной пены, до простого прихлопывания по огню своими плащами. Но трескучий пламенный свет вырывался из хромированных стен все с большей силой.
— Никаких идей? — прозвенел голос Грока, шарахнувшегося от яркой вспышки.
— Ну, есть одна. — Крок тоже отскочил к сиденьям, и вытер нос рукавом.
Знаете, это был тот самый жест, когда человек сделал все, что мог, жутко устал, вспотел, и вот, он вытирает себе сопли, прищурив глаза и вытянув губы в стороны, глядя на огонь.
— И какая?
— Внешний слой цистерны, для поддержания газообразного сафита в жидком состоянии полностью заполнен азотом под очень большим давлением, который охлаждает там все, и это «все» не разрывает как воздушный шарик резервуар.
— Разъясни.
— Ну, кому-то нужно пробить внешний слой, азот выдавится и потушит пламя. Типа заморозит огонь.
— Стопэ! Так азот же нужен, чтобы не разорвало цистерну?
— Да, но есть небольшая фора, пока сафит снова не начнет нагреваться. В общем он в принципе больше не должен нагреваться, потому что пламени не станет, но сам горячий металл может стать достаточным для нагрева газа.
— И бах?
— Думаю, даже трах-бабах, брат.
— У-у… Кошмар какой.
Они сидели и рассуждали, словно в летнем лагере, компанией у огромного костра. Не спеша рассуждая о решениях, словно за парочкой стен и не тикает бомба, способная в клочья разорвать, пусть не всю, но треть планеты точно. Грок увидел, как Сита бесшумно пробралась в разрушенную, полыхающую рубку, но не повел и бровью. Он свел руки на груди крестом, и отражая танцующие языки огня в своих больших глазах, совершенно не моргая, продолжил:
— То есть, кто-то, весь такой героический…
— Крайне героический. — вздохнул Крок.
— Ага. Погоди. И вот, вскрывает он эту оболочку, которая от давления рвется, как чулки, на толстой проститутке, расходясь стрелами, и замораживает все и вся.
— Ну, если говорить твоим языком, то, да, чулки проститутки сдерживают страшный напор жуткого выброса, способного…
— О чем вы? — послышался возмущенный и взволнованный скрипучий голос Ситы, подлетевшей сзади.
Грок положил ей руку на плечо, тяжело вздохнул.
— Сестра, я не меньше тебя люблю твоего мужа.
— Что? Нормально вас тут таращит, я смотрю, от продуктов горения.
— Да, звучит действительно не айс. Но, Сита, знаешь, как рвутся чулки на жирных ляхах, если немного чем-нибудь зацепить?
— Не имею понятия.
— Эта цистерна, это все равно, что чулок на жирной ляхе проститутки, под ее огромной задницей, которая накроет планету, в случае, если резервуар взорвется. А если один из нас, вскроет оболочку, которую, к огромному сожалению, нельзя вскрыть на сантиметр, она, черт ее побери, разойдется сразу только напополам. То азот потушит все, но тот герой, который это сделает, спасет нас и нашу миссию, и нашу планету! Он несомненно, но героически погибнет.
Если бы у Ситы были брови, она бы их свела, но она сделала что-то непонятное лицом.
— И вы двое не можете. А если говорить твоим гадким языком. — Сита облизнула губу, вынудив Крока скривиться. — Лезть, значит, под проститутку и замораживаться заживо придется мне или Буле?
— Ну, это все знают, что все дела с проститутками заканчиваются плачевно. Но это необходимая жертва, сестра, на которую мы не можем пойти, мы должны двигаться дальше, и нам нужно топливо, чтобы спасти планету.
— То есть, ты не можешь пожертвовать собой или своим лысым братцем, а мой супруг в случае опасности, должен оказаться под проституткой, чулки которой сдерживают уничтожающее все вокруг выделение?
Крок просто разводил руками, недоумевая, ни о проститутках, ни о том, как эта пошлятина укладывается в голове у Грока, зачем Сита поддерживает этот скользкий и мерзкий разговор, если в соседний отсек все равно не пробраться, и почему вообще только Була пытается что-то сделать.
А Булы-то и нет. Он куда-то делся. Из подвешенной на тридцатиметровой высоте торчащей в стене зеркального небоскреба субмарины.
— Стойте! — вскрикнул Крок. — Что за бред?! Грок, что ты несешь?! Почему вы так спокойно об этом говорите?! Секунд через тридцать всему хана! Может попрощаемся по-человечески?
Все трое переглянулись. Момент действительно был эпическим и душераздирающим. Все в лучших тонах глобальной катастрофы и непреодолимого барьера по ее предотвращению. Все снова стало мелким, проблем не стало. Вот-вот взорвущаяся цистерна из соседнего отсека сотрет в порошок все: людей, их жизни, недвижимость, долги, чувства, привязанность или ненависть, органические отходы и шедевральные картины, все тлен, просто в один «бах», ну или в «трах-бабах». Крок тяжело вздохнул, и подобрав слова для последней в его жизни речи завел протяжное «Э-э-э…» с истошно-нудным скуляжом, вот-вот признаясь в самом сокровенном.
— Чего он заскулил? — телекинезом спросила Сита.
— Не знаю, может болезненные воспоминания о лечении после проститутки в чулках?.. — будто совершенно серьезно предположил Грок.
— Вы вообще не цените жизнь? Даже это самое мгновение, которое последнее, которое сыплется вниз как песчинки в песочных часах… И ты тратишь его на плоские шутки про сифилисных проституток?
— Значит это был сифилис? — Грок похлопал Крока по плечу. — Ну, да, наверняка, жуткое воспоминание, стоит того, чтобы приуныть.
Грок рассуждал так уверенно, что Крок начал приходить в бешенство, забыв о напирающем все ближе и ближе пламени.
— Да не было у меня никаких жирных проституток, какие чулки, какой сифилис? Мы же умрем сейчас! Вот-вот перегреется цистерна, а ты шуточки шутишь! Була, наверняка, уже давно читает какую-нибудь молитву в каком-нибудь углу. И правильно делает, хоть и без толку, зато по-человечески! А мы вместо того, чтобы предпринимать действия, или хотя бы принять трагедию, катастрофу, созданную вот этими самыми руками, говорим о куртизанках, их седалищах, половых инфекциях и эротическом белье?! Так нельзя!