Старик интересуется, не желаем ли мы внести изменения в 4-ю серию. Жером считает, что я поспешил с расследованием Джонаса в отношении таинственной комнаты Френелей, куда так мечтает попасть Милдред. В одном из эпизодов я высказал предположение, что там спрятаны сокровища, но серьезно его не разрабатывал. В конце концов, там может быть что угодно, и совсем не обязательно настоящие деньги, а скорее, нечто, не имеющее к ним отношения. Какая-нибудь ню Ван Гога, ящик Пандоры, забальзамированная мумия, обломок подлинного Креста. Жером предлагает сделать там оружейный склад, оставшийся со времен давно забытой войны. Целый шкаф гранат-лимонок с квадратной насечкой и базук, пылящихся в ожидании своего часа. Луи же видит там что-то большое, занимающее почти всю комнату, например, станок для печатания фальшивых банкнот или тайную лабораторию. Мы сходу отбрасываем идею с лабораторией, потому что у нас уже есть лаборатория Фреда. Матильда еще не высказалась и на мой вопрос, есть ли у нее соображения по этому поводу, отвечает «да», имея в виду: «Да, но это еще слишком неопределенно, я бы предпочла ответить вам в письменной форме».
— О чем вы думаете?
— ...Это еще слишком неопределенно, я бы предпочла ответить вам в письменной форме.
— Ладно, пока оставим эту таинственную комнату, — говорит Луи.
— Может, дадим читать друг другу 17-й эпизод? — предлагает Жером.
С самого начала он не испытывает симпатии к Камилле и мечтает от нее избавиться, заменив более колоритной героиней.
— Вот уже четыре серии, как мы возимся с этой шлюхой.
— У нас впереди еще семьдесят шесть, а ты хочешь пришить ее уже сейчас. Не торопись, успеешь.
— Мне кажется, что убирать Камиллу несколько преждевременно, — говорит Матильда. — Джонас должен в нее влюбиться.
— Ну и что? Он может влюбиться в другую. Более...
— Более колоритную?
— Вот именно.
Еще в самом начале Луи хотел сделать из Камиллы персонаж, одержимый тягой к самоубийству.
— Самоубийство дает целый ряд преимуществ: это утонченно, полно смысла и в духе времени.
— Я считаю, что это жестоко — так поступать со студентками философского факультета, — говорит Матильда. — Кто знает, вдруг во время трансляции одна из них будет заканчивать научную работу, оставив включенным телевизор, чтобы не чувствовать себя одинокой в своей каморке.
— У вас буйное воображение, Матильда, вы просто созданы для такой работы.
— Мы отвлекаемся! — восклицает Жером. — Короче, мы заставим ее покончить с собой, это решено. Остается выяснить как.
Он упорствует, но Матильда пускает в ход все, что в ее силах, лишь бы спасти несчастную. Луи предлагает компромиссный вариант: Камилла умрет, если никто из нас троих не сможет ее спасти. Заинтригованный, Жером предлагает всем принять участие в игре и дать предложения по спасению девушки. Луи первым берется за дело, чтобы показать пример.
На Камилле белое платье. Она сидит в кресле-качалке с книгой в руке и смотрит, как за окном опускается ночь. Затем читает вслух отрывок из книги о стоиках. В отрывке речь идет о самоубийстве. Поднявшись, она достает из шкафчика револьвер, взводит курок и вставляет ствол оружия в рот.
Внезапно кто-то стучит в дверь.
Камилла идет открывать, спрятав револьвер за спину. Удивленная, она впускает в комнату своего дядюшку Фреда, который усаживается на кровать с удрученным видом.
Фред. ...Знаешь, эта штуковина, над которой я начал работать, когда ты была совсем маленькой...
Камилла. Что-то вроде волшебной шкатулки? Устройство, дающее бессмертие тому, кто ее носит?
Фред. Мой прибор должен возвращать к жизни любого человека, умершего не более часа назад. Будь это инфаркт, разрыв аневризмы или серьезный несчастный случай, моя коробочка умеет... как бы это сказать... обеспечить «возвращение назад». Но сейчас, когда я почти добился успеха, то понял, что никогда не увижу прибор в работе.
Камилла. Почему?
Фред. Потому что мне нужно проверить его на человеке, который только что умер.
Камилла. Но в больницах полно умирающих!
Фред (пожимая плечами). По сравнению с моим изобретением, наша медицина все еще находится на уровне средневековья. Ты хочешь, чтобы меня сожгли как колдуна? Эйнштейн говорил, что побороть предрассудок труднее, чем расщепить атомное ядро. А смерть — высшее таинство. И потом, нужно, чтобы я вначале оказался возле умирающего, а это почти невозможно...