Сага
Я вылез из постели Шарлотты, заметив в окне что-то похожее на утро. Добрую часть ночи я любовался в потемках, как она спит, неспособный соскользнуть вместе с ней в забытье, которое вполне заслужил. Собственно, мне больше всего хотелось, чтобы поскорее наступило завтра, словно я сам должен им стать. Но и вчерашнее забывать не следовало. Вчера я встречался с тремя конкурентами, а сегодня меня ждет моя команда. Вчера я боялся остаться за бортом, сегодня отправляюсь в восьмидесятичасовое плавание, которое растянется не на один месяц.
В конце концов я оторвался от спины Шарлотты и начал грезить с открытыми глазами о грандиозной одиссее с уймой персонажей, сталкивающихся между собой в нескончаемых интригах. «Делайте что угодно! Делайте что угодно!»
А если мы вас поймаем на слове, шеф?
Жером Дюрьец и Луи Станик уже на месте и путаются в проводах наших четырех мониторов.
— По-моему, единственный способ их соединить — это воткнуть шнур А в разъем А’, а шнур Б в разъем Б’, — говорит Луи.
— Они нам подсунули старье, которое пылилось в кладовке. Отродясь не видел такого барахла. И еще хотят, чтобы мы на нем работали!
Несмотря на свое брюзжание, Жерому удается-таки подсоединить компьютеры друг к другу. Потарахтев немного, машины включаются, и на экранах возникают, приветствуя нас, какие-то прыткие человечки. Я слегка пробегаюсь пальцами по клавиатуре, чтобы подтвердить правоту Жерома насчет ветхости оборудования.
— Вы оба пресыщенные пижоны, — говорит Луи. — Не хочу показаться старым хрычом, но могу утверждать, что, если бы такие бесшумные орудия существовали в семидесятых, я бы сейчас, быть может, грел задницу на солнышке возле бассейна. Мою блестящую карьеру сгубил «Ундервуд»!
Мы с Жеромом скептически переглядываемся, но Луи уже понесло.
— В то время мне лучше всего работалось по ночам. Днем в голову ничего не приходило, я все тянул и тянул, мог до семи часов провозиться над какой-нибудь жалкой репликой. Зато с наступлением ночи зверь просыпался, и я начинал строчить на машинке как бешеный. Я тогда ютился по всяким углам, притонам и убогим меблирашкам, стены там были не толще папиросной бумаги. Стоило мне начать, как целое полчище здоровенных бугаев грозило мне башку проломить, если я немедленно не умолкну. Судьба любит прятаться за такими мелочами.
Тишина меня никогда особенно не заботила. Хотя сами сценаристы несут в этот мир шум и ярость, их работа начинается задолго до Большого взрыва, в полнейшей пустоте и покое.
— Когда я стал работать на Маэстро, проблема уладилась. У него свой отель под Римом, он там даже единственный постоялец. Мы могли любой тарарам устраивать, никто бы и слова не сказал.
Слово «Маэстро» действует как укол шилом пониже спины. Наверняка Луи этого и добивался. Он скрещивает руки и смотрит на нас с довольным видом. Мы с Жеромом переглядываемся. Маэстро, с большой буквы. Возникает некоторая неловкость. Луи готов сообщить подробности, но никто из нас не осмеливается их спросить. Маэстро… Маэстро… Наверняка тут какое-то недоразумение. Есть только один Маэстро, которого уже никто не называет его собственным именем.
— Вы говорите о том самом Маэстро?
— О ком же еще.
— Из «Чинечитта»?
— А вы как думали, ребятки, я там был настоящим принцем!
Все ясно, Луи Станик работал с самим…
Не может быть! Маэстро уже десять лет ничего не снимает, и если бы он создал хотя бы один из своих фильмов с французским сценаристом, уж я бы точно об этом услышал или прочел в десятках трудов, посвященных одному из величайших гениев в истории кино.
Не может быть.
— Когда-нибудь я вам расскажу обо всем, что нас связывало. Но сейчас мы должны стронуть с места «Сагу».
Словно откликнувшись на призыв Луи, появляется Матильда, свежая и улыбающаяся, быть может, от радости видеть нас снова. Она все так же приятно пахнет, каким-то естественным запахом, который вполне может сойти за духи. Поздоровавшись, она достает кое-какие вещи, стопку бумаги, электрический чайник и какую-то несуразную лампу — поглотитель табачного дыма.
— Это ради вас. Я курю сигарильос — маленькие сигары.
Теперь, когда она избавилась наконец от своих страхов, мы видим ее такой, какая она есть на самом деле, — блондинка с милым лицом, с безупречным узлом волос на затылке, в красном хлопчатобумажном платьице в горошек, которое придает ей вид эдакой деревенской красотки. Вымыв руки в туалете, Жером уселся верхом перед компьютером, желая проверить его мозги. Мы все готовы и глядим на Луи, словно только он может дать гудок к отплытию.