К вечеру того же дня произошло ещё одно странное событие!
Синдбад с Ибн-Синой покинули душные апартаменты капитана, что бы с комфортом расположиться в креслах под тентом на надпалубной надстройке. Солнце к тому моменту уже перестало палить как сумасшедшее. Оно всеми силами стремилось упасть за горизонт, из-за чего над морем поплыла спасительная вечерняя прохлада. Друзья попивали вино, закусывали его фруктами и сладостями, лениво перекидываясь словами, болтали о том — о сём.
Внезапно вперёдсмотрящий в "гнезде" громко завопил:
— Корабль! Прямо по курсу!
Его сообщение вызвало лёгкий переполох среди экипажа. Встреча в море с другим кораблём — это всегда событие! И не обязательно приятное. Ведь неизвестное судно в равной степени может оказаться и "купцом", и "пиратом"! Так что в любом случае лучше быть наготове!
Приятели поднялись на капитанский мостик, где Синдбад громогласно объявил всеобщую готовность. Вооружённые с головы до ног матросы высыпали на палубу. Взоры всех приковались к неизвестному кораблю. Волнение охватило весь экипаж без исключения.
Несмотря на сгущающиеся сумерки, Синдбад из-под ладони тщательно изучил очертания встречного судна. Ибн-Сина сбегал в каюту и принёс подзорную трубу, которую когда-то изготовил сам по своим же чертежам. Насмотревшись, он передал трубу приятелю, который уже знал, что это за предмет и какая от него польза.
— Какая громадина! Это не корабль, а плавучая крепость! Обрати внимание на изящество его линий, Ибн-Сина! — восхитился минуту спустя Синдбад, — У него странно приподняты корма и носовая часть… И несколько палуб! А палубные надстройки и фальшборт так и вообще ни на что не похожи! И, главное, три мачты вместо одной! Нет, таких кораблей я ещё не встречал. Не знаю, каковы его мореходные качества, но по виду он — красавец! Чутьё подсказывает мне, что это всё-таки "купец", а не "пират"!
— Похожие суда строили славяне, обитавшие на побережье Северной Африки несколько тысячелетий назад! — блеснул эрудицией Ибн-Сина, — Собственно, они и стали зачинателями мореходства во всём мире.
Синдбад не ответил, удивляясь про себя необъятным познаниям учёного. Он словно слился с подзорной трубой.
— Странно… — поделился он с другом возникшими сомнениями, — Я не вижу на палубе ни одного человека…
— Действительно! — опешил учёный, поднося ладонь к глазам, — Никого! Чума их там всех поразила, что ли? Похоже, судно дрейфует по воле волн…
— И не одно десятилетие… — подхватил Синдбад, — Видишь, весь корпус оброс ракушками! Его давно не чистили…
— Корабль-призрак! — зловеще прошептал стоящий за штурвалом Леандр, но Синдбад услышал его и высмеял:
— Кажется, мой первый помощник струсил?
— О нет, капитан! — вскричал Леандр и смешно выпятил впалую грудь.
— Тогда правь прямо на корабль! Мы поднимемся на его борт и выясним, что там произошло.
— Мне просто не терпится узнать, куда подевалась команда? — заплясал от нетерпения Ибн-Сина, — Пойдём, капитан, пока есть время, переоденемся для предстоящей вылазки.
— И вооружимся! — добавил решительно Синдбад.
* * *
Солнце почти ушло за горизонт, над волнами торчала только его растрёпанная макушка. Потемневший в сумерках океан успокоился, волнение улеглось, морской простор решил произвести на моряков должное впечатление в связи с чем начал отливать зеркальной бронзовой гладью. Мол, смотрите, во как я умею!
Синдбад, как и во всех серьёзных случаях, сам встал за штурвал. Совершив несколько точных манёвров, он подвёл "Ирбисс" к кораблю-призраку вплотную так, что бы его можно было взять на абордаж. Теперь и слепому стало видно, что беспризорное судно по меньшей мере раз в пять превосходит в размерах корабль Синдбада. Под бушпритом плавучей крепости пристроилась вырезанная из цельного ствола сандалового дерева статуя морского бога Посейдона с трезубцем в одной руке и обрывком рыболовной сети в другой.
Один из телохранителей-эфиопов, стоящий поблизости от капитана, при виде её широко улыбнулся и негромко воскликнул: "Ну вылитый ретиарий!"
Синдбад понял воина с полуслова, ведь ретиарий — это гладиа тор, чьё вооружение состояло из трезубца и сети. Но были ещё: лак веатор — гладиатор, вооружённый тоже трезубцем, но не сетью, а петлёй, мирмиллон — гладиатор в гальском вооружении с изображени ем рыбки на острие шлема, и секутор — вооружённый щитом и мечом.
Название корабля не имело вырезанных букв. Оно было от руки написано на носу, как и положено по морскому уставу. Но крас ки выцвели, буквы поблекли от времени, местами их покрыл лишай ник. Оттого ни Синдбад, ни Ибн-Сина так и не смогли его прочесть и узнать имя судна, подброшенного им судьбой и морскими течения ми.
Матросы тем временем изготовились, встав вдоль борта плечом к плечу. По знаку второго помощника капитана Мустафы, они пустили в ход багры и крючья, цепляясь ими за высокие ветхие борта беспризорного судна. Когда это было сделано, матросы подтя нули "Ирбисс" к замшелому гиганту и накрепко пришвартовали борт о борт. Затем перекинули на него сходни, которые задрались вверх, словно приставные лестницы пожарных.
Синдбад снова передал штурвал первому помощнику. Затем выстроил команду и отобрал пятерых матросов-добровольцев, ко торые согласились сопровождать его и Ибн-Сину в походе на "приз рак". К ним, само собой, присоединился и невозмутимый Намубу с тремя своими воинами.
Когда все приготовились, Синдбад вытащил саблю из ножен, коротко бросил: "За мной!" и первым ступил на сходни. Ибн-Сина не отставал от друга ни на миллиметр. За ними проворно последовали телохранители, тоже с мечами в руках. После всех по сходням стали карабкаиться матросы-добровольцы. Доски скрипели и прогибались, но Синдбад смело лез вверх, пока не перепрыгнул через высокий резной борт. Не прошло и минуты, как отряд ступил на чужую палубу.
Первым делом осмотрелись и прислушались. Но на судне цари ла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихими скрипами, шорохами да плеском волн за кормой…
Брошенное судно представляло жалкое зрелище. Повсюду, куда ни кинь взгляд, царили разруха и запустение. Мачты раскачивались и скрипели, паруса и канаты прогнили, корабельное железо покрылось ржавчиной, медные и бронзовые части позеленели, древесина проросла мхом и плесенью, в иных местах она превратилась в труху.
Синдбад сделал несколько осторожных шагов по палубе, но вскоре остановился: доски под ногами трещали и опасно прогибались. Не хватало ещё провалиться. Вечерний сумрак породил переплетающиеся между собой многочисленные глубокие тени, из-за которых вокруг трудно было что-либо разглядеть. Попадись на пути гнилая доска или открытый люк — не заметишь. Тогда беда!
— Будьте внимательны, друзья. — предупредил он остальных, — Тут недолго провалиться в трюм.
— …И познакомиться с его содержимым! — хохотнул неунывающий Ибн-Сина, — Тем самым наглядно доказав правдивость пословицы, что нету худа без добра!
Вдруг он замолк на полуслове и во все глаза уставился на ворох сопревшей одежды, лежащей вдоль противоположенного борта. Сквозь прорехи на груди некогда бархатного камзола виднелись белые рёбра скелета.
— Смотрите! — воскликнул он — Вот лежит покойник! Это кто? Матрос?
— Не похож он на простого матроса, одежда больно богатая: бархат…пуговицы серебряные… — ответил Синдбад и вместе с учёным опасливо подошёл к останкам.
— Шмотки у него и впрямь какие-то непривычные…Скорее европейские… — пробормотал Ибн-Сина и тронул скелет ногой.