— …Ты бился в первой линии, в центре сражения… — перебил друга Синдбад, — и оказался в гуще легионеров! Своего чудесного вороного коня ты заколол мечом ещё перед боем, что бы быть наравне с остальными воинами…
Быстро вечерело, но истекающие кровью гладиаторы не прекращали битвы. Ты, в окружении тысячи соратников, вклинился в ряды шестого римского легиона, состоящего сплошь из опытных ветеранов, и раскромсал их как неопытных молокососов. Ты всё время призывал на поединок Марка Красса, который бился поблизости, но тот благоразумно избегал с тобой встречи. Трус делал вид, что не слышит твой трубный голос.
На тебя бросился трибун Мамерк, но твой меч разил со скоростью молнии, и он пал обливаясь кровью. Сумерки сгущались, взошла луна, битва превратилась в резню. Пало тридцать тысяч гладиаторов и восемнадцать тысяч римлян. Яростный бой кипел только вокруг тебя, Спартак, и нумидийца Висбальда.
Но вот через час пали Висбальд и Арторикс, который рубился со стрелой в груди. Сотни легионеров окружили тебя, но ты без уста ли кромсал их десятками. Вокруг тебя, Спартак, выросла гора окровавленных тел римских воинов…
— Да, всё так! — подтвердил Спартак, устремив пылающий взор к потолку, — Но тут в моё левое бедро вонзился дротик и тяжело ранил меня. Его бросил с двенадцати шагов подкравшийся сзади центурион первой когорты первого копья…
Спартак встал из-за стола, чтобы показать место, куда был ранен во сне.
— Бедро до сих пор болит с той ночи… Помнится, я опустился на левое колено, укрылся щитом, но рубиться не перестал. Римские псы окружили меня и набросились скопом, словно волчья стая на отбившегося ягнёнка…
Но я не сдавался! Мой меч вдоволь напился крови врагов! И тогда римляне забросали меня дротиками с десяти шагов. Они вонзились мне в спину — семь или восемь одновременно. Я упал навзничь. Солдаты накинулись на меня, как стервятники на раненного льва, взмахнули мечами… На этом сон оборвался, я погрузился в темноту и…проснулся!
— …И я в своём сне увидел, как тебя опрокинули на земь, Спартак, — прошептал со слезами на глазах Синдбад, — …и изрубили на кусочки! Такие мелкие, что после битвы твоего тела так и не нашли…
— Не нашли, говоришь? — повеселел вдруг Спартак, — Так это же замечательно, друг мой! Понимаешь, сей факт даст моим уцелевшим в сражении соратникам повод утверждать, что я всё ещё жив и продолжаю борьбу! Восстание не прекратится, несмотря на жестокое наше поражение. Мои друзья отомстят за меня!
Они прольют ещё немало крови благородных патрициев, Вечный Город ещё не раз содрогнётся в ужасе от возмездия свободных рабов!
— Да, но через несколько лет после твоей гибели всё опять вернётся в прежнее русло…
— Согласен! Это неизбежно. Я и сам понимаю, что родился раньше своего времени. И всё же просвещённые потомки будут с благодарностью вспоминать моё имя. И первыми среди первых меня почтут мои дети — сын и дочь! Обещай мне, Синдбад, что воспитаешь Люция в духе нетерпимости к рабству и ко всякому проявлению рабской покорности. Человек рождён быть свободным! Вся жизнь его должна проходить под лозунгом: "Свобода или смерть!"
— Обещаю, Спартак! Но ты должен учитывать мой авантюрный склад характера. Однажды я могу не вернуться из очередного путешествия…или просто умереть от какого-нибудь недуга. Тогда мои обязательства перед тобой потеряют силу!
— Я верю Провидению, что ведёт тебя по жизни, друг мой! Оно оградит тебя от любых опасностей. Не вернуться ты не можешь по той простой причине, что всегда выкручивался из любой безвыходной ситуации и возвращался. Ты сам не раз рассказывал мне, что отправляясь в очередное плавание, оставляешь свой дом в надёжных руках преданного домоправителя. Надеюсь, ты научишь этого человека, как присматривать за Люцием в твоё отсутствие?
Что же касается твоего здоровья или смерти от старости, то ходят упорные слухи, будто давным-давно, в одном из своих опасных путешествий тебе посчастливилось набрести на некий загадочный источник, который посещают все боги Олимпа. Говорят, что ты успел испить из него и трижды окунуться, прежде чем боги опомнились и снова сделали его невидимым и недосягаемым для простых смертных. С той поры ты, друг мой, якобы обрёл…вечную молодость и бессмертие! Что скажешь: так ли это на самом деле или нет?
Синдбад загадочно улыбнулся.
— Не стоит предавать слишком большого значения россказням портовых грузчиков, Спартак.
— Ты прав, друг мой, это всё досужие вымыслы. Однако мне иногда вспоминаются твои некоторые странные фразы, ненароком обронённые в многочисленных беседах со мной. Ты не раз оговаривался, намекая на личное знакомство и с Александром Великим, и с другими знаменитыми личностями прошлого. Они де, не раз давали тебе те или иные поручения, а ты всегда выполнял их… В том числе ты будто бы принимал участие и в поисках пропавшего флота Неарха, и ходил походом с кораблями греков под стены Трои…Ведь так?
Синдбад по-прежнему хранил молчание, продолжая таинственно улыбаться.
— Впрочем, не отвечай! — махнул рукой Спартак, — Я уважаю право моих друзей иметь маленькие тайны. Ведь и у меня есть своя тайна — мой малыш Люций!
Синдбад встал из-за стола, подошёл к Спартаку и доверительно положив руку на его плечо, торжественно поклялся:
— Будь уверен, друг мой, я выполню твоё пожелание и стану для Люция примерным приёмным отцом! А когда он подрастёт, расскажу ему о тебе всю правду!
— Вот и отлично! — обрадовался Спартак.
Он сделал несколько знаков Намубе. Тот кивнул и вышел за дверь. Отсутствовал он недолго и вскоре вернулся в сопровождении двух телохранителей, которые, напрягая впечатляющие мышцы, втащили в комнату кованный медными полосами сундук. Поставив его возле стола, они удалились.
Спартак снял с шеи ключ на цепочке и, склонившись над крышкой, вставил его в замочную скважину. Когда запорный механизм щёлкнул, он откинул крышку и изумлённому взору Синдбада предстали золото и драгоценности. Сундук был набит сокровищами до краёв. Сверху лежал свиток папируса, рядом с ним — усеянная драгоценными камнями серебряная шкатулка великолепной работы. Спартак выложил на стол свиток и шкатулку, и, указав на оставшиеся в сундуке золотые монеты — ауреи и таланты, сказал Синдбаду:
— Это — на обучение моего сына! Давай без излишней щепетильности, друг. Ты можешь использовать драгоценности по своему усмотрению. Сколько надо, столько и бери. Нужно нанять мамок-нянек для Люция — бери золото и нанимай. Нужны учителя и воспитатели — плати им из сундука. Сокровищ хватит на всё! Я хочу, чтобы мой сын ни в чём не знал отказа. Но и баловать его излишествами не надо. Воспитывай Люция в строгости и умеренности, Синдбад.
— Я понял тебя, Спартак, и сделаю так, как ты велишь. Но, признаться, мой дом и без этих сокровищ — полная чаша.
— Что твоё — то твоё! А этот сундук, повторяю, мой подарок Люцию ко дню его совершеннолетия! Когда же мальчик подрастёт и научится читать, ты передашь ему этот папирус…
Спартак бережно передал свиток Синдбаду.
— Это моё послание к нему!
— Передам! — Синдбад спрятал папирус в резной ящичек из яшмы, где хранил наиболее важные бумаги.
— Теперь поговорим о твоём вознаграждении, друг мой…
Синдбад попытался протестовать, но Спартак остановил его жестом и, взяв в руки серебряную шкатулку, стал поглаживать её узорчатые бока.
— За твою услугу я намерен тебя отблагодарить…
— Ты мне ничего не должен, Спартак! Между друзьями не может быть никаких расчётов!
— Это так, но учти, что сейчас я — наниматель, а ты — человек, согласившийся оказать мне услугу. Ты купец, Синдбад, и обязан понимать, что твои труды так или иначе должны быть оплачены.
Синдбад, видя неуклонность друга, со вздохом сдался.
— Пусть будет по-твоему! Чем ты собираешься меня осчастливить?
— Золото ты конечно не возьмёшь?
— Не возьму!
— Я так и думал, поэтому и не предлагаю его. У меня есть кое что получше. Смотри! — с этими словами он открыл шкатулку и извлёк из неё сложенный в несколько раз ветхий от времени кусок пергамента.