Елена обошла селение, зашла в те дома, где нужна была ее помощь, поговорила с несколькими женщинами, которые, видно было, были сильно к ней привязаны, и закончила свой утренний обход большой казармой в дальнем конце селения, в которой помещалась группа каторжан, отбывавших свои работы в колонии Росс. В казарме на этот раз никого не было, больных не числилось и все заключенные работали на полях.
Она уже готова была итти обратно домой, как услышала крики издалека. Елена, приглядевшись к бегущему к ней человеку, узнала в нем молодого охотника-зверолова. Это был тот молодой великан, который как-то на берегу, в группе охотников, восхищался маленькими размерами следов ног Анны на песке. Видно было, что он был в страшном возбуждении. Охотник подбежал, запыхавшись к Елене.
— В чем дело, Степан? — спросила она, — что случилось?
— Елена Павловна … несчастье в поле… один из рабочих, заключенный, был ранен другим… Нож в бок … я думаю он умирает… кровь так и хлещет. Может, вы знаете, как остановить кровь?
Елена похолодела.
— Где он теперь, в поле?
— Нет, здесь, в казарме! Мы только что принесли его и положили на койку… Кровь так и хлещет… — опять повторил молодой великан. На него, видно, сильно подействовал этот случай.
Елена заторопилась обратно в барак.
— Кто он? — на ходу спросила она охотника. Елена за это время выучила имена всех жителей колонии и знала в лицо каждого, даже каторжан.
— Да, все тот же зачинщик и задира, Григорий зовут его. Вы помните его, Елена Павловна, Григорий Непомнящий… Тот, который всегда попадает в переделки.
Елена круто повернулась и посмотрела на Степана:
— Ты сказал, Григорий?
— Так точно, Григорий!
Елена слишком хорошо помнила этого молодого, самоуверенного, нахального заключенного. Это был темноволосый, с наглыми, черными, казалось ничего не выражавшими, глазами, каторжанин, которого Елена однажды крепко отхлестала хлыстом. Она хорошо помнила этого человека, пустившего оскорбительное слово по адресу дам, когда Елена с Анной катались верхом.
— Что он натворил на этот раз? — спросила Елена, входя в казарму.
— Как всегда, дразнил одного парня… не вытерпел человек, выхватил нож, да и полоснул его в бок.
Елена вошла в полутемное здание с тяжелым запахом спертого воздуха. После яркого солнца снаружи, внутри казалось совсем темно, пока глаза не привыкли.
— Серьезно ранен?
— Я думаю; много крови потерял.
Елена, войдя в помещение, была встречена букетом самых разнообразных запахов, накопившихся в застоявшейся казарме, редко проветриваемой, в которой жило десятка два людей, развешивавших там после работы свои потные рубахи, портянки и сапоги. Хорошо еще, что казарма была пуста. Люди были на работах. Даже без людей, Елена почти задохнулась от непривычной атмосферы.
Она осмотрелась. Увидела Григория, лежавшего на деревянной скамье у стола, и быстро подошла к нему.
Елена умело осмотрела рану в боку Григория, приказала Степану принести воды, промыла и ловко, не говоря ни слова, умелыми руками забинтовала бок. Она видела, что ранение было тяжелое и что она ничего не могла сделать для Григория, кроме того, что забинтовать рану и попытаться остановить кровотечение. Дальше нужно было положиться на Бога, чтобы не было заражения, и надеяться на крепкую здоровую натуру человека. Врачебное искусство не было на большой высоте в то время, а кроме того Елена никогда вообще, конечно, не посещала никаких лекарских курсов. Все, что она знала, это забинтовать рану, дать самые примитивные лекарства, а главное — сказать несколько участливых, ласковых слов, которые часто оказывали самое магическое действие.
Через несколько минут Елена, с удовлетворением, заметила, что кровотечение остановилось. Григорий потерял много крови и это ее беспокоило больше всего, потому что он сильно ослабел. Несмотря на большую потерю крови и сильную слабость, Григорий горящими глазами и с неослабным вниманием следил за каждым движением Елены. Видно было, что каждое прикосновение ее рук, ее мягких пальцев к его коже, доставляло ему наслаждение.
Занятая своим делом, Елена быстро бинтовала ему рану. За несколько недель, что она занималась своей миссией милосердия, она довольно хорошо набила себе руку на бинтовании ран. Быстро, умелыми руками, она закончила работу и заботливо посмотрела на Григория, и, в тот же момент, сильно нахмурилась. Лицо «больного» Григория выражало ничем не скрываемое наслаждение от того, что она бинтовала ему рану, что она прикасалась своими нежными пальцами к его телу. В черных глазах его было видно самое откровенное восхищение. Елена сразу, с первого взгляда, поняла, что происходило в уме этого самоуверенного и самовлюбленного человека.
— У тебя очень нехорошая, тяжелая рана, Григорий, — все еще нахмуренная, сказала ему Елена, — придется тебе некоторое время полежать на спине. Все зависит от тебя самого, насколько быстро ты сможешь оправиться от этого ранения. Удар посильнее мог бы быть смертельным. Надеюсь только, что это будет уроком для тебя и больше не будет повторения твоих шутовских выходок.
Григорий слабо пошевелил рукой и хотел приподняться со своей скамьи, но боль заставила его скривиться. Елена положила ему на плечо руку и заставила его лечь опять на спину:
— Не глупи, Григорий… Не разговаривай и не двигайся, — сказала она. — Тебе нужно лежать спокойно и не раздражать свою рану. Через несколько дней ты будешь здоров.
Григорий посмотрел на нее теми же горящими глазами:
— Елена Павловна…, — немного поколебался он, — я только хотел сказать вам … что я жалею, очень жалею … тогда в поле… не знаю, что случилось со мною, но я себя вел недостойно … Что-то вселилось в меня, нечистый што-ли… черт попутал… я совсем не думал о том, что я сказал тогда… не хотел обидеть вас… Вы были правы, что тогда наказали меня… я заслужил это… С тех пор, я, да и многие из нас, колодников, многое узнали о вас и научились уважать и любить, даже … боготворить вас … мы все зовем вас теперь нашим ангелом… мы знаем, что благодаря вашему вмешательству жизнь наша здесь полегчала… нам стало легче жить и с нас меньше требуют…
— Довольно, Григорий, лежи спокойно и не разговаривай, — даже смутилась Елена. — Давай, забудем, что было … Ну, хорошо, я пойду дальше. Твой друг присмотрит за тобой, поможет тебе в чем нужно.
Елена быстро вышла, почти выбежала из казармы, провожаемая теми же горящими, почти немигающими глазами Григория. Молодой Степан заметил, как Григорий провожал уходившую Елену своими загипнотизированными глазами, вздохнул только и покачал своей головой, ничего не говоря.
Елена торопливо обошла еще несколько домов селения, с улыбкой внутреннего удовольствия, сама того не замечая. Она знала и чувствовала, что она делала доброе дело для всех этих людей и для этого человека сегодня, для пария общества, который, однако, чем-то отличался от окружающей его среды, от всей той серой массы, которая была вокруг него. Был ли его неукротимый дух, его наглый взгляд, полное отсутствие приниженности и подчинения, или что-то другое, но он, как-то, не выходил из ее головы весь день. Бессознательно ей нравилось и льстило внимание и любовь к ней этих людей. Все это заставляло и подталкивало ее стараться сделать для них больше, облегчить их судьбу.
То, что Григорий сказал об Елене, было правдой. На нее смотрели и поселенцы колонии и колодники с одинаковым уважением, если не сказать боготворением. Она была ангелом, посланным им, в далекую колонию, чтобы смягчить их суровую жизнь и приносить утешение тем, кому судьба была мачехой. Ежедневный обход селения Еленой был событием, которого не хотели пропустить простые женщины этой колонии. Им хотелось обменяться парой слов с комендантшей форта и увидеть ее улыбку, солнцем озарявшую лицо Елены. Улыбаться ей было не трудно. Улыбка, казалось, сама просилась на ее лицо, может быть еще и потому, что она знала, что улыбка красила ее лицо во много раз.