Обе молодые женщины сбежали с крыльца и направились к воротам форта.
— Приветствую с чудным утром, — услышали они голос Алексея Николаевича Черных, пожилого агронома, входившего в ворота форта.
— Доброе утро, Алексей Николаевич, — также весело ответили ему дамы приветствием, — что это вас принесло сюда в такое неурочное время. Вы, как-то, всегда пропадаете в своих полях днем со своей пшеницей и рожью. Что-нибудь случилось?
— Да, как вам сказать. Вот, хотел бы посоветоваться с Александром Гавриловичем. Сырость, вот донимает нашу пшеницу, ржавчина, так я тут кое-что нашел, чем можно бороться с ней, — отозвался агроном. Он был среднего роста с некоторой тенденцией на полноту, с широким лицом, мясистым носом «бульбой» и высоким умным лбом, который казался еще больше из-за полного отсутствия растительности на его голове.
Агроном Черных был специально выписан из России Российско-Американской компанией сначала на Аляску, а затем послан в Форт Росс, потому что ему, в сущности, нечего было делать в Ново-Архангельске. Форт Росс предполагалось сделать поставщиком хлеба для всей Аляски. Большие ожидания не оправдались и продуктивность форта стала катастрофически падать. Поэтому Черных и был прикомандирован к администрации Ротчева в селении Росс.
Ему были даны задания, определить причины падения продуктивности в хлебных злаках, а главное рекомендовать мероприятия по увеличению продукции полей и таким образом оправдать само существование Форта Росс, содержать который становилось невыгодным для правления компании.
В помощь Черных, компания также послала специалиста по животноводству Вознесенского — полная противоположность Черных во всем: в темпераменте, строении тела и даже в количестве растительности на голове. У Вознесенского шевелюра была просто роскошная, напоминающая великолепную гриву лошади. Длинные пышные волосы, целая копна волос, волнистыми струями ниспадавшие на его узкие плечи. В противоположность Черных, у него была «тонкая» кость, узкие плечи и сам он был высокий, худой, тощий с довольно большой головой и, как сказано выше, с непропорциональным количеством волос. По темпераменту, он совершенно не походил на живого, общительного Черных. Наоборот, он всегда был сумрачен, всегда чем-то озабочен, постоянно занят своими проблемами о здоровье и благополучии своих питомцев: лошадей, коров, овец, в жизни и благополучии которых он принимал самое живейшее участие. По имени Илья Гаврилович, он с легкой руки Черных стал известен в колонии под кличкой «Отец Илья», может быть потому, что он обладал по истине протодьяконской шевелюрой и таким же роскошным голосом — басом.
Жили оба ученых в холостяцком бараке, у каждого по небольшой отдельной комнате, безалаберно уставленных и заваленных книгами, бумагами, какими-то непонятными инструментами.
Оба ученых заходили, запросто, в комендантский дом, почти каждый день «выпить чайку», как они выражались, часов в пять дня. Им просто хотелось бывать в обществе Ротчевых и Анны, окунуться в среду интеллигентного общества, поговорить о своих проблемах и просто отдохнуть от ежедневной рутины.
Ротчевым и Анне также было приятно посидеть с обоими «профессорами», как они их называли и в разговоре с ними чувствовать, что не совсем они оторваны от жизни городов, от русской культуры.
Выходя из ворот, Елена оглянулась на стоявшего у пушки Черных и смотревшего ей вслед, и крикнула:
— Надеюсь придете сегодня выпить чаю с нами, с новым вареньем.
— Да, конечно, с большим удовольствием.
Он подошел к воротам и долго смотрел вслед Елене и Анне, неторопливо шедших по тропе, ведущей вокруг стены форта, по направлению к горам. Черных, как и Вознесенский, также как и все другие, живущие в селении Росс, был тайно влюблен в обеих женщин. Для него было удовольствием просто сидеть на веранде комендантского дома в обществе Ротчевых и Анны, неторопливо втягивать в рот горячий, обжигающий рот, ароматный чай с вареньем и говорить о чем-нибудь, чувствуя и видя пристальный взгляд Елены, смотрящей на него прямо в упор, или вдруг заметить слегка прищуренные темные глаза Анны, тоже исподтишка наблюдавшей за ним, когда он оживленно рассказывал что-нибудь веселое и занятное. Приятно было ощущение такого внимания, но еще приятнее было слушать звонкий, переливчатый голос Елены, ее заразительный смех, ее задорная манера держать голову, манера женщины, знающей, что она нравится. Не менее увлекательной была и Анна, у которой особенно притягивающим был ее низкий, ломающийся голос, похожий на голос мальчика, который пытается говорить низким голосом, а потом вдруг сорвется на высокую ноту дисканта или даже на фальцет. Слушать ее было равносильно музыке.