Елена посмотрела на него. Она сама еще не была уверена, удастся ли Саше отстоять форт от его печальной участи.
— Не знаю ничего, Прохор, об этих слухах. Вернее слухов всегда было много, несколько лет об этом говорят и пишут, но, как видишь, мы все еще живем здесь и будем, вероятно, жить до наших последних дней. Если же придется уехать, мне будет очень тяжело это сделать. Я так сроднилась с Россом, так полюбила это чудное селение, — сказала печально Елена.
— Бог вас вознаградит за такие слова, — с чувством сказал Прохор. Он, с шапкой в руке, пошел проводить Елену к тропе, ведшей вниз к столпившимся домикам селения.
Елена осторожно шла по тропе, стараясь не оступиться и скоро оказалась на улице, окаймленной простыми, но крепко сколоченными бревенчатыми домами. Улица, которая скорее походила на широкую площадь, была почти совсем пуста, потому что все мужчины были на работах, кто на верфи, кто на полях, а кто и на рыбных промыслах. Только женщины видны были кое-где на заднем дворе, занятые своими домашними делами.
Елена приветливо помахала рукой одной из них, русской женщине с приветливой улыбкой на простом, широком, добром лице.
— Доброе утро, Марфа, — поздоровалась Елена, — как твой мальчуган сегодня, чувствует себя лучше?
— Да, да, Елена Павловна. Он совсем почти поправился, где-то носится уже в поле, птиц гоняет да собак дразнит. — Молодая женщина с густой шапкой русых волос под платком покрывшим ее голову, низко поклонилась:
— Окажите честь, Елена Павловна, может быть войдете в мой дом, осчастливьте. Булочки свежие сегодня испекла. Может чайку с булочками искушаете? Шаньги свежие тоже есть.
— Спасибо большое, Марфа, может быть в другой раз, а сегодня мне нужно бежать к своим «пациентам». Я обещала принести лекарства Катерине. Она что-то плохо себя чувствует.
Марфа еще раз поклонилась.
— Бог благословит вас за вашу доброту, Елена Павловна, за все, что вы делаете для нас, простых людей.
Елена попрощалась и быстро пошла в конец селения, к дому Катерины. Это была креолка, средних лет, с ярко-выраженными алеутскими чертами лица и со склонностью к полноте. Катерина почтительно встретила супругу коменданта у входа в свой дом и с благодарностью приняла от нее флакон с лекарством. Катерина была бездетная женщина и одну комнату в своем скромном жилище она сдавала конторщику Николаю, работавшему в канцелярии Ротчева.
— Ну, как сегодня себя чувствуешь, Катерина?
Елена озабоченно посмотрела на нее.
— Благодарствую, Елена Павловна, много лучше, много лучше. Вот выпью это лекарство, так и совсем поправлюсь.
— Ну, рада слышать это. Муж-то на работе?
— На работе, родимая, на работе.
— Ну, прощай, Катерина. Думаю, что тебе больше лекарства не нужно будет. Однако, если не будет улучшения, дай мне знать, пошли мужа ко мне или сообщи через Николая.
Елена обошла селение, зашла в те дома, где нужна была ее помощь, поговорила с несколькими женщинами, которые, видно было, были сильно к ней привязаны, и закончила свой утренний обход большой казармой в дальнем конце селения, в которой помещалась группа каторжан, отбывавших свои работы в колонии Росс. В казарме на этот раз никого не было, больных не числилось и все заключенные работали на полях.
Она уже готова была итти обратно домой, как услышала крики издалека. Елена, приглядевшись к бегущему к ней человеку, узнала в нем молодого охотника-зверолова. Это был тот молодой великан, который как-то на берегу, в группе охотников, восхищался маленькими размерами следов ног Анны на песке. Видно было, что он был в страшном возбуждении. Охотник подбежал, запыхавшись к Елене.
— В чем дело, Степан? — спросила она, — что случилось?
— Елена Павловна … несчастье в поле… один из рабочих, заключенный, был ранен другим… Нож в бок … я думаю он умирает… кровь так и хлещет. Может, вы знаете, как остановить кровь?
Елена похолодела.
— Где он теперь, в поле?
— Нет, здесь, в казарме! Мы только что принесли его и положили на койку… Кровь так и хлещет… — опять повторил молодой великан. На него, видно, сильно подействовал этот случай.