Он сопровождал в тот день дочь перчаточного фабриканта, которую Делла, конечно, знала, но они были едва знакомы и не особенно симпатизировали друг другу. Изящный молодой человек, ростом, пожалуй, не выше Деллы, с темными напомаженными волосами, разделенными прямым пробором точно посередине, и с тонкими усиками, мохнатой гусеницей устроившимися над его верхней губой. В то воскресенье у него была с собой даже трость с рукояткой слоновой кости. Тогда Делле и Стэнтону удалось обменяться лишь несколькими фразами — вокруг было столько народу, оба были со своей компанией, — но Делла безошибочно почувствовала, и это убеждение никто не смог поколебать, даже спустя тридцать лет после смерти Пима, что он до того, как их представили, до того, как он узнал, что она — из Бельфлёров, посмотрел на нее тем изумленным, жаждущим взглядом… будто узнал ее… или увидел в ее лице нечто особенное… Словно уже в ту первую встречу в «Серных источниках» он знал.
(Может, это была и не любовь с первого взгляда, однажды сказала Делла Джермейн, перелистывая страницы старого фотоальбома, я лично не уверена, что она вообще существует… А если и существует, то это явление аморально. Но есть такая штука, как мгновенное узнавание. Влечение. Интеллектуальное, абсолютное сознательное понимание ценности другого человека.)
Делле было в то время двадцать девять. Она не была хороша собой, не была даже — с ее длинным носом и прямым сардоническим взглядом — особенно привлекательна, но обладала горделивой осанкой и была известна своими здравыми суждениями и надежным характером; улыбка ее «— если она улыбалась — была очаровательна. На протяжении нескольких лет семья пыталась склонить ее к браку с дальним родственником, молодым человеком, живущим в Фоллз с овдовевшей матерью и занимавшимся в основном спекуляциями недвижимостью, со скромным, но достойным доходом; но это сватовство не имело развития, так как и Делла и молодой человек обходили эту тему молчанием. «Тебе совсем не нравится Элиас? — расспрашивали Деллу мать и тетки. — Он чем-то сильно тебе неприятен?.. Или ты просто упрямишься? Ну почему ты молчишь?»
Но Делла молчала и, хотя им с молодым человеком регулярно устраивали встречи и отправляли прогуляться вдвоем, отношения пары оставались в состоянии вялого равновесия. Они бы наверняка поженились со временем, но пока не было и намека на помолвку. У Деллы был поклонник, других претендентов на ее руку не появлялось; шли годы и, хотя ее мать и тетки без устали обсуждали эту ситуацию, сама Делла принципиально отказывалась говорить о браке. Ее полностью устраивало девичество. И вовсе я не упрямлюсь, твердила она.
И тут появился Стэнтон Пим.
Откуда он узнал об обращении Деллы в методизм и о том, что она посещает вечерние службы в небольшой деревенской церкви по средам (по воскресеньям — нет: семья не позволяла); каким образом ему удалось завоевать доверие ее тамошнего окружения (ибо Делла, как одна из Бельфлёров, предпочитала держаться особняком, несмотря на ее искреннюю приверженность религии); как он смог преодолеть ее подозрения — этого не знал никто. Но они вдруг начали «встречаться». Все говорили, мол, они «как два голубка». Ноэль узнал, что Пим посещает методистскую церковь только по средам и что в прошлом он не был особенно усердным прихожанином, а еще — что он стал ухаживать за Деллой спустя всего неделю после того, как перестал считаться одним из кандидатов на руку дочери перчаточного магната. Он хочет жениться на ней, говорили друг другу Бельфлёры с неподдельным изумлением, серьезно!.. Сам Пим настолько недооценивал отношение к себе родни Деллы, что всегда первый протягивал руку мужчинам, встречая их в обществе, и со своей самодовольной улыбочкой принимался рассуждать о погоде и рассказывать анекдоты. (Сам он обожал их и смеялся во весь голос, впрочем, конечно, не в замогильных коридорах Первого национального банка.)
Семья была резко против и открыто заявляла об этом — но Делла никого не слушала: она продолжала выезжать с Пимом на его «моррис-булноузе», крепко завязав украшенную цветами шляпку под подбородком, в радостном волнении, будто молоденькая девушка. Многие видели парочку на ярмарке штата, или во время лодочной прогулки на закате по Серебряному озеру, или в ресторане «Нотога-хаус» за ужином при свечах. Делла призналась даже, после настойчивых расспросов, что она познакомилась с матерью Стэнтона. (Мать, конечно, невыносима, Сухо сказала Делла, она все трогала меня за руку, заискивала и задавала совершенно невозможные вопросы — сколько у нас слуг, сколько в замке комнат и правда ли, что моего отца однажды похитили, — но сам Стэнтон тоже относится к своей бедной матери с долей иронии, осознавая ее недостатки; и он совершенно на нее непохож. Они две отдельные, самодостаточные личности.)
Когда же кто-нибудь — Эльвира, ее братья Ноэль и Хайрам или даже сестра Матильда — прямо говорил ей, что молодой человек ухаживает за ней исключительно ради наследства, она отмахивалась от подобных заявлений, как от явной нелепицы.
— Просто вы не знаете Стэнтона, а я знаю.
Конечно, Стэнтону Пиму было суждено погибнуть в результате несчастного случая, как в один голос говорили свидетели и сам коронер, и все же задолго до его смерти, и даже до их свадьбы, когда его предупреждали об очевидной опасности брака с Деллой Бельфлёр, он тоже отметал подобные заявления как явную нелепицу.
— Мы с Деллой любим друг друга, — просто говорил он.
— Но Бельфлёры!.. Разве он не боится их?
— Не понимаю, о чем вы, — говорил он с улыбкой. — Мы с Деллой любим друг друга. И прекрасно знаем, что делаем.
Хотя Делле было почти тридцать и она была уже вполне взрослой женщиной, ее отправили на все лето «погостить» к дальним родственникам Эльвиры в другую часть штата и запретили видеться с Пимом. Они писали друг другу, но письма, разумеется, перехватывали и вскрывали, а лаконичные и благочестивые — возможно, зашифрованные — послания с издевкой зачитывались вслух. Было отмечено, что в них часто встречаются слова «помолвка» и «поженимся». Они клялись друг другу в любви, но в исключительно пристойных, сугубо формальных выражениях. (По крайней мере, письма, признавала родня Деллы, пристойные.) Пока Делла отсутствовала, с Пимом произошло два никак не связанных между собой происшествия, оба с несерьезными последствиями; однажды у его машины отказали тормоза, она съехала с дороги и угодила в сосновую рощу; а потом, когда он открывал окно в спальне, фрамуга сорвалась с петель и упала на него сверху, так что осколки усыпали все вокруг, но, к счастью, он получил лишь пару царапин. Много лет спустя, рассказывая историю Стэнтона Пима, Бельфлёры — само собой, за исключением Деллы — подчеркивали тот поразительный факт, что, хотя Пим мог быть убит или, во всяком случае, серьезно избит родственниками девушки, в конце концов смерть его настигла совершенно случайная, словно судьба его была предрешена и это никак не было связано с Деллой.
Девушка вернулась в конце лета, и они немедленно обручились. Пима перевели в новое отделение банка в Бушкилз-Ферри на должность старшего менеджера, где он купил, пусть и взяв значительную ссуду, старый, но довольно красивый дом красного кирпича с чудным видом на озеро и, в отдалении — на замок Бельфлёров. Встречая мужчин Бельфлёров на улице, он всегда радостно здоровался с ними и настаивал на рукопожатии, каким бы холодным взглядом его ни мерили; однажды Лоренс, правя своим роскошным старомодным фаэтоном с золотым орнаментом, принадлежавшим еще его отцу, на пути к своей невесте, чуть не попал в серьезную аварию, когда двойная упряжка лошадей стала в панике пятиться назад при шумном приближении «моррис-булноуза» — а Стэнтон вместо того, чтобы принести извинения за то, что напугал лошадей, вышел из машины и дружески пожал Лоренсу руку, словно они отлично позабавились; он даже не преминул тут же рассказать Лоренсу один из своих анекдотов, совершенно неуместный в данных обстоятельствах. (У пары медовый месяц. Лошадь мужчины не подчиняется. Прежде чем отстегать ее, он медленно считает: один, два, три. Потом не слушается его гончая. И снова, прежде чем отстегать ее, он медленно считает: один, два, три. А потом муж с женой ссорятся, и он снова начинает медленно считать: один два, три…) Стэнтон разразился совсем детским смехом, так резко запрокинув голову, что обронил свою соломенную шляпу. Он явно пребывал в превосходном настроении. Явно нисколько не боялся Лоренса. Перед тем как попрощаться, он пригласил его к ним в гости после свадьбы — ведь к тому времени, добавил он с легкой улыбкой, «все уже утрясется».