Ненасытный Гидеон Бельфлёр, неприкаянный, дрожащий силуэт на взлетном поле, несчастный, бездомный.
Цара знал, что Бельфлёры собираются купить аэропорт, но никогда не обсуждал сделку с Гидеоном; если он и открывал рот (а это случалось нечасто), то говорил исключительно о предстоящем полете да о погоде.
В первый раз он поднял Гидеона в воздух на биплане «кёртис» с поблекшими от времени желтыми крыльями — своем собственном самолете. Гидеон забрался в кабину, чувствуя, как у него на глазах за толстыми стеклами летных очков наворачиваются слезы. В его жизни наступил поворотный момент, это ясно. Он теперь совсем другой человек. Сердце колотилось в груди, как в детстве, и ему было дико страшно.
Что есть небо, каким образом мы попадаем туда? Как отрываемся от земли?
Старый самолет покатился по взлетной полосе, покачиваясь и вибрируя, и, когда он в последний момент поднялся в воздух (полоса худосочных маков унеслась назад с поразительной скоростью), у Гидеона вдруг перехватило дыхание, и он громко закричал — с детским восторгом, смешанным с ужасом. Ах, как это прекрасно! Невероятно! Они летели! Поразительно — он никак не мог унять дрожь. Его подбородок трясся, дыхание сперло. А когда самолет рванул вверх, желудок Гидеона, будто связанный с землей невидимой нитью, ухнул вниз.
Земля провалилась. Подумаешь, просто отделилась ненужная поверхность. Гидеон в изумлении глядел, как небо разворачивается перед ним и открывается во всем своем величии. Маки исчезли. Поросшее сорняками поле, прилегающее к аэродрому, тоже. Сейчас они, борясь с ветром, в бешеной тряске летели над лесом. Потом над полем. С такой высоты казалось, что река Похатасси вьется по зимним полям узкой полоской, сверкая, словно змеиная чешуя — такой он никогда ее не видел. Цара направил самолет к реке — и вот она уже позади, унеслась куда-то назад. Поля, леса, квадраты фермерских участков, дома, амбары, силосные башни, разные постройки, скот, пасущийся на заснеженных пастбищах, все было такое миниатюрное и продолжало уменьшаться, ведь они устремлялись все выше и выше — как дико, как чудесно, как невероятно! Конечно, это было обычное дело, да и сами самолеты — обычное дело; Гидеон знал, что ему нечего бояться, и все же не мог унять дрожь, не мог прогнать с сияющего лица безумную, счастливую улыбку. Наконец-то! Вот это радость! Вот это свобода! Его сердце в полете! Его дух парит высоко над землей!
Вот оно, правда же? — прокричал он Царе, который, разумеется, не мог его слышать.
Веселая свадьба
Сколько было пылких межконтинентальных телеграмм, а в ответ — закапанных слезами писем; сколько тактичных, со вкусом выбранных подарков посылал лорд Данрейвен своей застенчивой возлюбленной (в канун Михайлова дня — старинное кольцо с одной розовой жемчужиной, на Рождество — японскую шаль, словно пронзенную ярко-фиолетовыми и зелеными всполохами, на Крещение — миниатюрную немецкую музыкальную шкатулку, выстланную изнутри черепаховыми пластинами и кованым серебром, — бедняжка Гарнет знала, что не должна принимать их, но ей не хватало духу возвращать подарки из опасения оскорбить чувства поклонника). А когда лорд снова приехал в Америку, вскоре после Нового года, и, разумеется, был приглашен погостить к Бельфлёрам, он неделю за неделей лично доставлял письма для Гарнет в дом миссис Пим, неделю за неделей добивался там «встреч наедине» (разумеется, Делла находилась в соседней комнате, в качестве своего рода дуэньи), неделя за неделей — бессонные ночи, все более нетерпеливые мольбы со стороны лорда при слабеющем сопротивлении со стороны Гарнет; пока в конце концов, к вящему изумлению окружающих, и не в последнюю очередь — самого Данрейвена, девушка не согласилась стать его женой.
— Я не могу сказать — я просто не знаю, сумею ли я когда-нибудь почувствовать к вам любовь, подобную той, какую, по вашим словам, вы испытываете ко мне, — рыдала Гарнет в его объятиях. — Но… но… Если вы и впрямь не считаете меня недостойной, если действительно втайне не испытываете ко мне презрения из-за того, что я отдала свое сердце и душу другому — ах, как опрометчиво! — если, как вы утверждаете, брачные узы со мной осчастливят вас и избавят вас от отчаяния, тогда… тогда я не могу отказать вам, ведь вы, лорд Данрейвен, по всеобщему убеждению, самый добрый человек на свете, самый щедрый и самый честный…
От слов Гарнет и без того румяное лицо лорда стало совсем пунцовым, и в первые секунды он, казалось, даже не понял — не смел понять их смысл. Но через мгновение, прошептав: «О, дорогая моя! Любовь моя, Гарнет!» — он сжал ее в объятиях еще крепче и запечатлел на ее трепещущих губах горячий, страстный, мужнин поцелуй.
Гарнет Хект — сиротка-полуприслуга, неродная внучка старого Джонатана Хекта, бесприданница, малообразованная и, со времени ее постыдной связи с Гидеоном Бельфлёром и рождения незаконного ребенка, — предмет жалости всей округи, эта самая Гарнет Хект станет супругой лорда Данрейвена! Станет женой безупречного джентльмена и проведет с ним всю жизнь в фамильном поместье в Англии!
«Это поистине невероятно», — говорили все.
«Невероятно, — говорила Лея. — Наша бедная крошка Гарнет станет леди Данрейвен!»
Конечно, не обошлось без лавины сплетен и кривотолков. Однако, как ни странно, лишь немногие злословили по этому поводу. Ибо Бельфлёрам было совершенно очевидно, что девушка всерьез сопротивлялась натиску лорда; что она всерьез намеревалась прервать общение с ним, и не единожды; и речи не шло о том, что она соблазнила его или заставила жениться на себе хитростью. Гарнет, считали они, вела себя с честью. И хотя она не принадлежала к членам семьи, но проявила истинно бельфлёровскую последовательность — в самом деле, какая досада, что они не могли гордиться ею как родственницей.
Прабабка Корнелия предложила устроить свадьбу в замке — все шло к тому, что, если Морна действительно выйдет за сына губернатора Хорхаунда (а их отношения развивались стремительно), свадебный прием состоится в доме губернатора, а не у Бельфлёров. Но точно не раньше июня — если состоится вообще.
— Вы должны позволить нам сделать все, что в наших силах, — обратилась Корнелия к застенчивой паре. — Ремонт в западном крыле почти завершен — третий этаж готов для приема гостей, комнаты одна лучше другой; сам этаж, безусловно, станет идеальным гнездышком для новобрачных — там просторно, и никто вас не потревожит…
Но в результате Делла настояла — и, конечно, никто не смел ей перечить, — чтобы свадьбу отпраздновали у нее. Гарнет и лорд Данрейвен должны пожениться в англиканской церкви в Бушкилз-Ферри, а после будет небольшая вечеринка в ее доме.
— Гарнет, как все знают, мне больше чем дочь, — сказала Делла, и губы ее дрожали, словно она едва сдерживала слезы. — Я буду скучать по ней — скучать безумно. Но я желаю ей только счастья. Этот брак ниспослан ей свыше. Если там, наверху, и правда кто-то есть.
Так что и венчание и празднование решили устроить на том берегу озера. Но предстояло определить дату. Дело в том, что лорд Данрейвен, естественно, желал обвенчаться как можно быстрее (ведь он так долго ждал, так бесконечно долго ждал согласия своей любимой, а был он не так уж молод; кроме того, ему не терпелось вернуться на родину), но Джонатан Хект был совсем плох, и существовало опасение, что он умрет со дня на день. Доктор Дженсен не давал никакой надежды. Действительно, мертвенно-бледный старик уже напоминал труп. Корнелия с Деллой обсуждали ситуацию часами. Если рискнуть и назначить свадьбу на начало марта, как, по всей видимости, хотел лорд Данрейвен, велика была вероятность, что Джонатан как раз скончается — и тогда свадьбу придется отложить. Но дожидаться его смерти они тоже не могут — это выглядело бы ужасно. Самое разумное — устроить свадьбу немедленно, но это тоже невозможно, потому что спешка породила бы волну сомнительных слухов, что повлияло бы на торжественный характер церемонии.
В конце концов свадьбу назначили на первую субботу марта, накануне Великого поста.
И свадьба состоялась день в день, без каких-либо помех. Были опасения, что в последний момент Гарнет может передумать — потому что она продолжала сомневаться в правильности этого брака, как и в том, заслуживает ли она любви лорда Данрейвена; но она твердо держалась своего решения и произнесла обеты новобрачной ясным, уверенным голосом. Свет еще не видывал невесты столь изысканной красоты, говорили все. И столь веселой свадьбы.