— Здесь они, здесь, дармоеды! — завопили в коридоре на Нижнем языке.
В зал хлынул поток людей: сотня, полторы, может быть больше. Рыбаки и гребцы, приказчики и рыночные стражники, уродливые торговки и миловидные разгульные девки. Задние толкали передних, толпа напирала — заскрипел, сдвигаясь, низкий пиршественный стол, рассыпались орешки и тонкие белоснежные соломинки сладкой водоросли-хами. Ахнула сбитая с ложа пухлотелая красавица Мэйя, к мужским столам пятились перепуганной стайкой белокрылые девы-бореадки. Уайксс тупо озирал стол перед собой: нет даже ножа, лишь хрупкое блюдо с тонкой росписью — никудышное оружие.
Оружие имелось в иных руках — должно быть еще никогда Трапезный зал не видывал столько оскорбительно-грубого железа. Мечи стражников и остроги рыбаков, моряцкие копья и мясницкие ножи, окованные дубинки и охотничьи луки…
Тяжело дышали и топтались горожане, потрясенные огнями многочисленных светильников, роскошью мебели и близостью блистательных внуков богов — немногие из простодушных детей смертных могли похвастать тем, что видели боредов не только в небе. Замерли и крылатые — внезапное вторжение, толпа грязных, воняющих потом и пылью, дурно одетых и непричесанных, но обильно вооруженных людей ужасала.
Нижние и небесные смотрели друг на друга в молчании. Лишь из коридора доносилось жалобное взвизгивание — там пинали не успевшего скрыться слугу из «ночных».
Дорасеас-Боре горделиво расправил крылья и возвестил:
— Сегодня не прольется кровь и зла не будет! Так обещали все, подтвердившие верность древнему Договору.
— Верно, — откликнулся один из горожан, выступая вперед. — Мы обещали царю. И я, Ваха-с-Вершин, то обещание подтверждаю.
Он был уродлив, этот мужчина со странным прозвищем. Огромный нос, кустистые брови, низкая челка жестких прямых волос, почти закрывающая маленькие, злые и глубоко посаженные глазки. Короткий меч в ножнах на поясе, в руках странное металлическое оружие с загнутым и раздвоенным, словно змеиное жало концом. И речь Ваха-с-Вершин была странна — он коверкал слова, словно не умел сказать правильно.
У Уайксса мелькнула смутная догадка — недавно что-то говорили о новых бесчинствах в городе. Какой-то наглый вожак, из Пришлых. Один из этих бродяг, мало что понимающих в жизни Сюмболо, зачастую не умеющих не только писать, но и говорить даже на примитивном Нижнем языке. Как способен столь очевидный безумец возглавить толпу пусть даже самых глупейших из городских глупцов?
Ваха-с-Вершин взмахнул своим оружием, сметая посуду с ближайшего женского стола, легко вспрыгнул на инкрустированную крышку, сшиб носком сапога чудом устоявшую чашу для омывания рук и заорал, так, что женщины боредов невольно схватились за уши.
— Договор нерушим! Лишь убийц готов лить кровь истинных братьев. Но год идут и все меняться. Нет сегодня старший и младший братьев. Нет старших богов. Нет двух десятин! Слыште! — оратор указал своим железом на дверь.
Горожане и бореды обратились к двери. Уайксс напряг слух — ничего не происходило. Разве что в коридоре продолжали втихомолку пинать несчастного слугу.
Ваха-с-Вершин раздраженно тряхнул своей уродливой челкой, взмахнул оружием. Откуда-то из-за стены донесся гнусавый вой — там дули в какой-то странный и нелепый инструмент, должно быть, огромный пастуший рог. Музыкант изо всех сил пытался изобразить мелодию, но получалось у него ужасно.
— Вот! — возликовал Ваха-с-Вершин. — Пришло время! Все братья! Нет богов и людёв старший и младши. Все велики, все равны. Мать-Орифия, Страж Пучины, Великий чайка и бог Слова! Заключим вечны мир, братья! Так, мой брат, Дорасеас-Боре⁈
— Если боги того истинно возжелают, — уклончиво подтвердил оторопевший властитель Акропоборейсеса.
— Все равны! — с угрозой проревел горожанин. — Ты, царь, я, и жрец Слова заключат еще договор. Сейчас в этот велик день. Жрец здеся?
— Здесь, о мой брат, — раздался голос из-за спин толпы. Горожане с трудом расступились, протиснулся человек в яркой мантии, за ним две полуголые жрицы катили бочку, слуга нес деревянный футляр. Человек, известный и в Нижнем городе и на Акропоборейсесе как главный жрец храма Слова, улыбаясь и придерживая полы желтого одеяния, переступил через рассыпанные орехи.
— Да будет мир, братья и сестры! — возвестил жрец.