х кузнецов! - оскорбленно заявил Альфригг. - Однако ж впервые на моей памяти вы решаетесь расторгнуть сделку, - правитель Асгарда не злился, он искренне недоумевал. Дверги никогда не отступали от данного слова. Потомки великана Имира и дети великого короля-под-горой Модсогнира всегда исполняли то, за что брались. Один решил зайти с другой стороны. Не нахрапом и визгливым возмущением торгаша, обсчитанного на рынке, но рассудительностью и пониманием: - Досточтимый мастер Альфригг. Мы уже невесть сколько лет знаем друг друга. Ваш дом всегда был дружественен Асгарду. Украшения и оружие работы мастеров из семьи Брисинг носят мои близкие и мои друзья. Когда мне понадобился достойный дар для правителя Ванахейма, я пришел не к кому-нибудь, но именно к вам. Семья Брисинг заслужила мое уважение и признательность, и мне горестно получить столь резкий и необъяснимый отказ. Это же просто ожерелье. Девичья забава. Не зачарованный клинок, не шлем, не доспех, не кинжал. Низка золотых бусин и пригоршня цветных камешков! На скулах дверга перекатывались каменной твердости желваки. Альфриггу явно имелось, что сказать асгардскому богу, но неведомая причина вынуждала карлика хранить молчание. - Мастер Альфригг, мне ведома высокая цена репутации, - Одину была прекрасно известна поговорка о железе, что плавится и куется, пока оно горячо, - и то, с какой легкостью можно опорочить самое доброе имя. Мы же не хотим, чтобы Девять Миров начали шептаться о семье Брисинг, обманывающей доверчивых заказчиков? Белка Рататоск шустро скачет по ветвям, но дурная молва опережает даже вестницу богов. - Брисинги никогда никого не обманывали, - проскрежетал ювелирных дел мастер. - Тогда где мое ожерелье? - протянул руку Один. - Где оно, Альфригг? Неужто пара скверных совпадений и неудач перевесили многолетнюю дружбу с Асгардом? - Нет у меня ожерелья, - буркнул Альфригг. - Повторяю еще разок, из моего рта в твои уши. Да, одно неблагоприятное знамение ничего бы не изменило. Но три подряд - верный знак того, что железу, огню и камню неугодна задумка мастера. Да, мы могли бы пойти против воли судьбы и завершить работу. Ты готов собственными руками вручить своей женщине веревку, на которой она повесится? Эта вещь стала бы потаенным злом, змеей в траве, кинжалом за пазухой и отравленным медом. Дом Брисинг несет ответственность перед своими заказчиками. Мы не можем допустить, чтобы изделие наших рук было запятнано тьмой! - на мгновение дверг почти уверовал в собственную высокопарную чепуху. Один встал, смурнея ликом. Поправил съехавшую набок видавшую виды шляпу с обвисшими и порванными полями. Альфригг попытался убедить себя, что ему ничего не грозит. Никто, даже царь Асгарда, не рискнет объявлять войну Свартальфхейму из-за одного ожерелья. Это чистой воды безумие. Один побушует и уйдет несолоно хлебавши. Хорошо бы еще Фрейе достало ума не бегать по Девяти Мирам, хвастаясь новой побрякушкой, а хранить сокровище под замком. Когда все уляжется и позабудется, прекрасная богиня сможет сколько угодно красоваться перед воздыхателями. - Ты опечалил меня, Альфригг, сын Аурванга из дома Брисинг, - сухо и холодно процедил Один, как выплюнул сквозь зубы ядовитое проклятие-нид. - Не такой мыслилась мне наша встреча. Что ж, если ты отшвырнул за ненадобностью все хорошее, что было промеж нами, дело твое. Но не рассчитывай более, что я или кто-то из моих сородичей переступят порог твоего дома и попросят тебя явить им свое искусство, - он гулко стукнул посохом об пол, провозгласив: - Нет более дружбы между домом Одина и родом Брисинг! Не будет удачи хозяевам этого дома и их потомкам до конца времен, ибо слово мое твердо и крепко! Пламя свечей на столе взвилось и опало. Змеей зашипел огонь в камине, вспыхнули и погасли угли в жаровне. Где-то в дальних внутренних покоях скрежетнул могучий горн, в мановение ока покрывшийся чешуей ржавой окалины. Загремев, сорвался со стены боевой щит с гербом дома Брисинг. Без видимых причин упала со стола и разлетелась осколками любимая кружка Альфригга. В кухнях под оханья и растерянные причитания поварихи свернулось тесто для пирога, заплесневел только вынутый из печи хлеб и скисло молоко. Дверг поёжился, глядя, как Один мановением руки испепеляет кучку вещей на столе, разворачивается и уходит - только края старого плаща взметнулись. Когда двери закрылись за правителем Асгарда, Альфригг первым делом прильнул к бочонку с элем. Жадно отхлебнул несколько глотков, смахнул пену с бороды и усов и показал кукиш вслед ушедшему Одину. «Какие мы грозные и страшные. Не придет он больше за заказами, напугал до полусмерти, ох-ох-ох. Придешь, как миленький. Прибежишь. Куда тебе еще податься-то, к альвам, что ли? Или в Мидгард? Они тебе там скуют меч, ага. Такой, что после двух ударов приходится о колено выпрямлять, а на третьем ударе он ломается, - отчаянно храбрившийся дверг снова булькнул содержимым бочонка, таким терпким и приятно щиплющим язык. - Проклинать он тут взялся направо и налево, ишь ты! Привык, понимаешь, что все в мире подается ему на золотом блюде. А вот не верю я в твое проклятие, великий одноглазый! У нас против твоего проклятия вот что сыщется!» - Альфригг нежно погладил спрятанный под кафтаном бархатный мешочек со слезами прекрасной Фрейи, хваля себя за предусмотрительность. Время показало, что Альфригг заблуждался. Проклятие Одина лишило мастеров его рода былого умения и талантов. Золотые слезы богини мало помогли делу - искусные прежде ювелиры семьи Брисинг не сумели обработать их. Дверги других кланов, к которым Брисинги неохотно обратились за помощью, также потерпели неудачу. Двалин Брисинг, не терявший надежды, однажды подметил, что мешочек с золотыми слезами, размещенный подле наковальни, отчасти противодействует чарам неудачи. Брисинги вернулись к трудам, но выходившие из их мастерской изделия были напрочь лишены прежнего ослепительного блеска и неповторимости. Просто меч или топор, просто браслет или фибула - добротные, не хуже, но и не лучше, чем у других семейств. Младшие братья, Грер и Берлинг, покинули дом, уйдя на поиски пропавшей удачи в другие края. Некогда великий и славный род хирел и беднел, прозябая в забвении, но упрямо не желая продавать удивительные слезы богини. Как прознала Рататоск, много лет спустя мешочек с волшебными слезами выкупил у последнего из рода Брисингов некий могущественный колдун из Мидгарда. После долгих изысканий чародей нашел-таки способ расплавить слезы Фрейи и выковал из них десяток магических колец. Асгард, Валяскьяльв, Зал Собраний. Торжество в чертогах Одина и Фригги шло своим чередом. Слуги разносили вторую перемену блюд. Гости еще не успели толком приложиться к хмельным медам и настоям тройной возгонки на четырежды десяти травах, оттого разговоры за огромным столом в виде подковы были спокойны и благостны, а тосты - вычурны. Порой кое-кто из гостей вставал, дабы провозгласить торжественную драпу-восхваление хозяину и хозяйке гостеприимного дома. Звенели, соударяясь, золотые чаши, расправляли крылья украшенные собственными же перьями жареные лебеди, ухмылялись с блюд копчёные поросята с неизменным печеным яблочком в пасти. Время припоминать былые смертные обиды с хватанием за грудки и поминанием могил предков еще не настало. В кои веки приглашенные к праздничному столу правителя асов дверги держались сомкнутой группкой, подозрительно косясь по сторонам. Дверги не доверяли никому и ничему, и готовились к любому подвоху. Удивляло отсутствие Фрейи и ее двора. Прекраснейшая из богинь никогда не пропускала ни единого торжества, пусть и кривила в презрении алые губки, уверяя, что бОльшего собрания грубиянов и нахалов она не встречала ни в одном из Девяти Миров. Один уже дважды отправлял гонцов в Фолькванг. Первый вернулся с ответом, что богиня причесывается. Второй - что красавица обувается, дабы поспешить предстать перед гостями. Локи расположился на своем излюбленном месте, по левую руку от тронов Одина и Фригг. Оттуда было удобнее всего созерцать бесконечный простор торжественного стола - и там он пребывал дово