растерянные причитания поварихи свернулось тесто для пирога, заплесневел только вынутый из печи хлеб и скисло молоко. Дверг поёжился, глядя, как Один мановением руки испепеляет кучку вещей на столе, разворачивается и уходит - только края старого плаща взметнулись. Когда двери закрылись за правителем Асгарда, Альфригг первым делом прильнул к бочонку с элем. Жадно отхлебнул несколько глотков, смахнул пену с бороды и усов и показал кукиш вслед ушедшему Одину. «Какие мы грозные и страшные. Не придет он больше за заказами, напугал до полусмерти, ох-ох-ох. Придешь, как миленький. Прибежишь. Куда тебе еще податься-то, к альвам, что ли? Или в Мидгард? Они тебе там скуют меч, ага. Такой, что после двух ударов приходится о колено выпрямлять, а на третьем ударе он ломается, - отчаянно храбрившийся дверг снова булькнул содержимым бочонка, таким терпким и приятно щиплющим язык. - Проклинать он тут взялся направо и налево, ишь ты! Привык, понимаешь, что все в мире подается ему на золотом блюде. А вот не верю я в твое проклятие, великий одноглазый! У нас против твоего проклятия вот что сыщется!» - Альфригг нежно погладил спрятанный под кафтаном бархатный мешочек со слезами прекрасной Фрейи, хваля себя за предусмотрительность. Время показало, что Альфригг заблуждался. Проклятие Одина лишило мастеров его рода былого умения и талантов. Золотые слезы богини мало помогли делу - искусные прежде ювелиры семьи Брисинг не сумели обработать их. Дверги других кланов, к которым Брисинги неохотно обратились за помощью, также потерпели неудачу. Двалин Брисинг, не терявший надежды, однажды подметил, что мешочек с золотыми слезами, размещенный подле наковальни, отчасти противодействует чарам неудачи. Брисинги вернулись к трудам, но выходившие из их мастерской изделия были напрочь лишены прежнего ослепительного блеска и неповторимости. Просто меч или топор, просто браслет или фибула - добротные, не хуже, но и не лучше, чем у других семейств. Младшие братья, Грер и Берлинг, покинули дом, уйдя на поиски пропавшей удачи в другие края. Некогда великий и славный род хирел и беднел, прозябая в забвении, но упрямо не желая продавать удивительные слезы богини. Как прознала Рататоск, много лет спустя мешочек с волшебными слезами выкупил у последнего из рода Брисингов некий могущественный колдун из Мидгарда. После долгих изысканий чародей нашел-таки способ расплавить слезы Фрейи и выковал из них десяток магических колец. Асгард, Валяскьяльв, Зал Собраний. Торжество в чертогах Одина и Фригги шло своим чередом. Слуги разносили вторую перемену блюд. Гости еще не успели толком приложиться к хмельным медам и настоям тройной возгонки на четырежды десяти травах, оттого разговоры за огромным столом в виде подковы были спокойны и благостны, а тосты - вычурны. Порой кое-кто из гостей вставал, дабы провозгласить торжественную драпу-восхваление хозяину и хозяйке гостеприимного дома. Звенели, соударяясь, золотые чаши, расправляли крылья украшенные собственными же перьями жареные лебеди, ухмылялись с блюд копчёные поросята с неизменным печеным яблочком в пасти. Время припоминать былые смертные обиды с хватанием за грудки и поминанием могил предков еще не настало. В кои веки приглашенные к праздничному столу правителя асов дверги держались сомкнутой группкой, подозрительно косясь по сторонам. Дверги не доверяли никому и ничему, и готовились к любому подвоху. Удивляло отсутствие Фрейи и ее двора. Прекраснейшая из богинь никогда не пропускала ни единого торжества, пусть и кривила в презрении алые губки, уверяя, что бОльшего собрания грубиянов и нахалов она не встречала ни в одном из Девяти Миров. Один уже дважды отправлял гонцов в Фолькванг. Первый вернулся с ответом, что богиня причесывается. Второй - что красавица обувается, дабы поспешить предстать перед гостями. Локи расположился на своем излюбленном месте, по левую руку от тронов Одина и Фригг. Оттуда было удобнее всего созерцать бесконечный простор торжественного стола - и там он пребывал довольно далеко от Тора. От этого не в меру бодрого сквернавца, до начала пира успевшего прихватить Локи за задницу и во всеуслышание осведомиться, как, мол, жизнь молодая и каково злодействуется. Локи сквозь зубы пожелал любимому племянничку подавиться осетровой костью и поскорее улизнул на свое место. Приглушенный гул голосов убаюкивал. Справа делились сплетнями о придворном заговоре в Ванахейме, слева вполголоса сравнивали достоинства асиний и альвийских дев. Локи рассеянно внимал чужой болтовне, потягивая эль со специями. Досужих болтунов заглушил Один, поднявшийся, дабы напомнить достойным мужам и прекраснейшим девам, что они званы сюда не только на дармовое угощение. Нынче приспела невесть какая по счету годовщина счастливейшего брака Всеотца и мудрейшей Фригг. Верной и добродетельной супруге был вручен подобающий моменту достойный дар, Фригг заглянула в шкатулку, выразила положенное восхищение, но довольной отнюдь не выглядела. Впрочем, никто и никогда не видел верную боевую подругу Одина воистину счастливой. Тяжко прикидываться несведущей и жизнерадостной, коли тебе ведомы судьбы всех и каждого, кто нынче приглашен в величественный зал с раззолоченными колоннами и расписным потолком. Фригг не показала обществу подарок, а Локи было весьма любопытно глянуть, что лежит в шкатулке. Коли Одину не досталось двергское ожерелье, чем он решил заменить его? Какой-нибудь ваниарской поделкой с мутными камешками и пережженным серебром? Всеотец намеревался произнести еще что-то, но тут высокие двустворчатые двери в дальнем конце залы неторопливо распахнулись. Даже нарочно Фрейя не смогла подгадать наиболее удачного мига для своего торжественного появления. Сначала в дверном проеме появились служанки с корзинами, полными розовых лепестков, которые они старательно расшвыривали на все восемь сторон света. За девицами следовали раздувавшие щеки дудари, оглушительно трубившие в золоченые рожки, решительные валькирии в серебристых кольчугах, и неразлучные подружки, принарядившиеся для пира Идунн, Гевьон и Фулла. Последняя тащила на золотом поводке одну из ездовых рысей Фрейи. Рысь злобно таращила желтые глаза, скребла когтями пол и утробно завывала. «Хоть бы им достало ума не приводить сюда кабана», - мелькнуло в голове у Локи, и тут в зал вступила сама Фрейя. Прекрасная как весна. В белом льняном платье со скромной вышивкой по подолу и рукавам, перехваченном на талии тонким поясом. Ничто в ее наряде не отвлекало внимания от ослепительного сияния широкого ожерелья, лежавшего на ее плечах и груди. Впервые явленный миру Брисингамен переливался морской гладью под солнечными лучами, стреляя радужными искрами в глаза сидевших за столами гостей. Фрейя выступала медленно и плавно, не глядя ни влево, ни вправо, высоко неся голову с уложенными венцом косами, сопровождаемая волной восхищенного и завистливого шепота. Склонившись в надлежащем поклоне перед нахмурившимся Одином и удивленной Фригг, прекраснейшая из богинь величаво проследовала к своему месту за столами - откуда распорядитель пира немедля вытолкал взашей каких-то обнаглевших ванов и Вольштагга, ненавязчиво пристроившегося закусить. Фрейя и ее спутницы расселись, ожерелье на шее богини затмевало свет факелов. Любое иное украшение меркло в сравнении с ним. Даже золотые доспехи Одина и витая гривна Ньёрда, казалось, потускнели и поблекли в сравнении с победительной красой, оттенявшей прелесть и вечно юную свежесть самой Фрейи. Богиня торжествовала. Она и только она стала сегодня истинной королевой торжества. Один мог сколь угодно супить брови и пронзать белокурую красотку мрачным взором, гадая, каким способом Фрейя заполучила ожерелье двергов - Фрейя лучилась самодовольным восторгом. Локи представил, как эти двое завтра станут объясняться друг с другом, и удовлетворенно кивнул: еще одно звено выкованной им цепи встало на место. Бог обмана украдкой прикоснулся к серебряной фибуле, скреплявшей края его плаща. Пе