— Жаль Энока.
— Жаль, — кивнул я.
Он ведь тоже слышал смерть Ослепителя через мой дар и горевал не меньше.
Всё-таки чудной у меня дар. Отец, мать, жена, сын, брат и названная сестра — вот кто родные люди, но для меня ближе моя стая. С ними я разделяю и радости, и горести. Даже с теми, кто нынче не ходит с нами по морям.
Рысь радостно выпалил:
— Тулле! Идем с нами в Альфарики! К зиме уже вернемся. Поди, отпустит тебя жрец?
— А и верно! — обрадовался я. — Эмануэль, пустишь его ненадолго?
— Нет, — каркнул жрец. — Не пущу.
— Это почему? Неужто совсем нельзя отлучиться? На месяцок хотя бы.
— Я и так нарушил запрет, приведя Тулле сюда. Да еще ты то и дело тянешь его своим даром, не даешь забыть о мире. Чтобы стать жрецом, нужно все нити с людьми оборвать.
Тулле вздохнул:
— Так ведь я в жрецы не просился. Но Эмануэль прав, сейчас мне никак нельзя уходить.
— Да что станется-то? — разозлился я. — Ну, потом чуть дольше в горах просидишь.
Друг усмехнулся, протянул руку и ухватил меня за предплечье.
— Смотри! — сказал он и сжал пальцы сильнее.
Сначала я услышал неровный перестук бодрана, ему начал вторить другой, сначала они будто спорили друг с другом, потом замирились, и их звучание слилось воедино. И мир вокруг переменился в мгновение ока. Небо потемнело, и всё затянуло густой паутиной. Липкие дрожащие нити были повсюду, проходили сквозь людей, выползали из глаз и ушей. Я оглянулся и замер. Неподалеку стоял кто-то, густо пропитанный пустотой. Он был настолько чуждым, что ощущался как дыра, а не как то, что можно потрогать. Краем глаза я приметил черную молнию, глянул туда и понял, что это отголоски Бездны далеко на северо-востоке. Земли Гейра.
— Хватит! — раздался голос Эмануэля.
Тулле убрал руку, и вокруг снова возник привычный мир с голубым небом, без паутины и черных молний. А на месте пустого человека стоял Живодер, обычный и совсем не пугающий.
— Он…
— Да. Он уже не совсем человек.
— Ты всё время видишь вот такое? Или когда захочешь?
— Кто ж захочет такое видеть? Я хочу вернуть обычное зрение, но пока не выходит. Если не смогу, то…
— Хватит! — повторил Эмануэль. — Ни к чему почитателям Фомрира знать об этом. Повидался с другом и будет. Пора возвращаться.
Тулле кивнул, попрощался с ульверами и ушел вслед за Эмануэлем. И хотя их было двое, они выглядели очень одинокими, будто шли по разным дорогам. Хорошо, хоть у Тулле был я, а у меня — дар, что позволяет связывать ульверов воедино.
На третье утро мы должны были отплыть. Торговец будет ждать нас неподалеку от Хандельсби, в оговоренном месте, и затягивать не стоит, если мы и впрямь хотим вернуться до зимы. Так что я не стал пытать Фридюр, что у нее за блажь, ночью взял ее еще несколько раз, невзирая на холодность. Вернусь, вот тогда и выспрошу.
И едва рассвело, мы отплыли из Сторбаша. Лето заканчивалось, по утрам уже изрядно тянуло холодком, так что мы закутались в плащи, но быстро их посбрасывали, разогревшись на веслах. А как вышли из бухты, Росомаха умело повернул парус под ветер, и «Сокол» помчался по морю на восток.
Помчался-то он помчался, да мы изрядно нагрузили драккар. До Хандельсби путь неблизкий, и под вечер Альрик решил остановиться на небольшом островке. Вепрь, как обычно, занялся стряпней, Бритт с Офейгом пошли нарубить дров. Рысь отыскал ручеек, но вода там была нехороша, пахла тиной и лягушками, потому Альрик решил открыть небольшой бочонок со сторбашевским пивом. Обрадовавшись, Большой Крюк быстренько сбегал к «Соколу», принес бочонок и взялся за розлив, чтобы всем досталось, даже отправил по кружке Простодушному и Булочке, которые остались на корабле на страже.
Выпив пива, мы расселись неподалеку от костра. Похлебка все еще булькала в котле, запах мяса и чеснока разносился по всему островку, и пока мы ждали, Альрик спросил, кто что слыхал об Альфарики.
— Видать, там много рек, — первым высказался Коршун.
Немудрено, раз те земли называют Страной рек.
— Слыхал, там немало нордов живет, — задумчиво произнес Росомаха.
Свистун добавил:
— А еще у них там много городов, в каждом городе свой ярл, а конунга нету.
— Как нет? Совсем нет? А как же тогда ярлы меж собой не передрались? — удивился Эгиль, чуть кружку из рук не выронил.
— Так ведь дерутся, — пояснил Свистун. — Они меж собой и торгуют, и женятся, и воюют. А еще в некоторых городах и ярлов нет.
— А кто ж там главный? Лендерман? Или вовсе бонд какой-нибудь?
— Да не, — замахал руками Стейн. — Если бонд встанет во главе города, разве он не превратится в ярла? Ярл потому так и зовется, что главный.
Ни с того ни с сего вылез Офейг.
— Ярл так зовется… ярл так зовется, — забормотал он и рассмеялся.
Лундвар отвесил ему затрещину.
— Замолчи. Это как же так, Свистун? Как же они без ярла живут? Кто тебе такое наплел?
Свистун пожал плечами.
— Был я одно время в хирде, а там были хускарлы, которые были в Альфарики. Вот они и сказывали.
— Были-были-были, — снова захихикал Офейг.
Да что это с ним сегодня? Обычно Бессмертный молчит, порой мне казалось, что он жалеет об уходе с Туманного острова. А ведь с нами он поднялся на две руны и стал хускарлом. Впрочем, у него до сих пор меньше всех рун. Всего-то шесть.
Бац. Отчаянный снова дал Офейгу подзатыльник.
— Да набрехали они! Как это без ярла? А если вдруг соседний ярл нападет? Без хёвдинга даже хирд не соберешь! А тут целый город! Ты еще скажи, у них и дружины нет.
Свистун помотал головой. Потом замер и снова помотал.
— Дружины есть. Дружины везде есть. Всюду дружины. А ярла нет. Нет ярла!
Офейг расхохотался так, что едва не упал. Крюк спросил, кто будет еще пива, и снова наполнил всем кружки. То ли потому что мы с утра не емши, то ли еще почему, но после нескольких глотков мне вдруг похорошело. Будто я впервые попробовал хмельное.
Вепрь осторожно размешал варево, попробовал на зуб и сказал, что готово. Беспалый предложил помочь, чтоб Вепрь тоже спокойно посидел, снял котелок и взялся раскладывать еду по мискам. Крюк доразлил бочонок. Я допил свое пиво и начал хлебать Вепреву похлебку.
— А я слыхал, что в Альфарики много пушных тварей, — вдруг сказал Эгиль. — Самые лучшие меха оттуда.
Трудюр задрал рубаху и принялся распутывать веревку на штанах. Вепрь толкнул его в плечо:
— Хочешь отлить, отойди в сторону.
Шурин поднял на него удивленные глаза, помотал головой и снова взялся за веревку. Тогда Сварт схватил его за шиворот и поволок к ближайшему дереву. Офейг снова захихикал. Видарссон вдруг вскочил, едва не пнув котел. Он затрясся и вспотел, будто ему было и жарко, и холодно в одно и то же время.
— Нет! Я всё сделал! — взревел наш здоровяк. — Дверь починил, сарай вычистил… Коровы? А где же коровы? Где коровы⁈
Дударь тоже встал, чтобы помочь с поиском. Я засомневался, а не пойти ли мне с ними? Потеря коровы — дело немаленькое. Но передумал. Это ж не мои коровы, а Видарссона. Сам потерял, пусть сам и ищет.
Альрик отшвырнул пустую миску, и она с треском ударилась о сосну, за которой спрятались Сварт с Трудюром.
— Что это за пиво такое? Чем нас напоили?
Я заглянул в свою кружку. Пусто. Нет пива. Совсем нет. О каком пиве говорит Беззащитный?
Альрик схватился за рукоять меча и потянул из ножен. Неровное дребезжание струны. Альрик вскинул руки и отшатнулся назад. В его груди торчала стрела.
Офейг рассмеялся пуще прежнего. Вепрь вытащил бродекс и бросился к Альрику. Как раз вовремя, и следующая стрела воткнулась уже в него, а не в хёвдинга.
Что-то не так. Перед моими глазами всё плыло и туманилось. Где я? Почему кричат? А, мы снова приплыли к острову Гейра. Поэтому всюду туман. Сейчас полезут твари. Они уже здесь. И стрелы. Это же Энок? Но он мертв. Нет. Как он может быть мертв, если вот его стрелы? Надо сказать, чтоб не лез к той твари, иначе его изломают, как сухую палку.