– Конечно, – повторил он. – Полтри, – бросил он шоферу, садясь. Его не поймаешь – этот человек определенно смутьян.
В такси он понял, насколько он расстроен. Он сказал шоферу: «Полтри!» – адрес, который контора «Форсайт, Бастард и Форсайт» переменила двадцать два года назад, когда, слившись с конторой «Кэткот, Холидей и Кингсон», стала называться «Кэткот, Кингсон и Форсайт». Исправив ошибку, он опустил голову в мрачном раздумье. Падение марки! Теперь все понимают, в чем дело, но если ОГС перестанет выплачивать дивиденды – можно ли тогда надеяться, что пайщики будут считать виновниками французов, а не директоров? Сомнительно! Директоры должны были все предвидеть. Впрочем, в этом можно обвинять всех директоров, кроме него: он лично никогда бы не взялся за иностранные дела. Если бы он только мог с кем-нибудь поговорить обо всем! Но старый Грэдмен не поймет его соображений. И, приехав в контору, он с некоторым раздражением посмотрел на старика, неизменно сидящего на своем стуле-вертушке.
– А, мистер Сомс, я ждал вас сегодня все утро. Тут вас спрашивал какой-то молодой человек из ОГС. Не хотел сказать, в чем дело, говорит, что хочет видеть вас лично. Он оставил свой номер телефона.
– О! – сказал Сомс.
– Совсем юнец, из канцелярии.
– Как он выглядит?
– Очень аккуратный, приятный молодой человек. Произвел на меня вполне хорошее впечатление. Фамилия его Баттерфилд.
– Ну, позвоните ему, скажите, что я здесь, – и, подойдя к окну. Сомс уставился на совершенно пустую стену напротив.
Так как он не принимал активного участия в делах конторы, кабинет его был расположен далеко, чтоб никто не мешал. Молодой человек! Странное посещение! И он бросил через плечо:
– Не уходите, когда он явится, Грэдмен, я о нем ничего не знаю.
Мир меняется, люди умирают, марка падает, но Грэдмен всегда тут – седой, верный; воплощенная преданность и надежная опора, настоящий якорь.
Послышался скрипучий, вкрадчивый голос Грэдмена:
– Эти французские дела – нехорошо, сэр. Горячая публика. Я помню, как ваш батюшка, мистер Джемс, пришел в тот день, как была объявлена франко-прусская война, – он совсем еще был молодым, лет шестьдесят, не больше, Я точно помню его слова: «Ну вот, – сказал он, – я так и знал». И до сей поры ничего не изменилось. Ведь немцы и французы – что собака с кошкой.
Сомс, который повернулся было к Грэдмену, снова уставился в пустую стену. Бедный старик Грэдмен совсем устарел! Что бы он сказал, если бы узнал, что Сомс принимает участие в страховании иностранных контрактов?
Оттого, что перед ним сидел старый, верный Грэдмен, ему как-то легче стало думать о будущем. Сам он, возможно, проживет еще лет двадцать. Что он увидит за это время? Какой станет старая Англия к концу этого срока? «Что бы ни говорили газеты, мы не так глупы, как кажется, – подумал он. – Только бы нам суметь удержаться от всякой наносной чуши и идти своим путем».
– Мистер Баттерфилд, сэр!
Гм! Юноша, видно, поторопился. Под прикрытием добродушно-вкрадчивых приветствий Грэдмена Сомс «произвел разведку», как выражался его дядя Роджер. Аккуратно одет, отложной воротничок, шляпу держит в руке – совсем обыкновенный, скромный малый. Сомс слегка кивнул ему.
– Вы хотели меня видеть?
– Наедине, сэр, если разрешите.
– Мистер Грэдмен – моя правая рука.
Голос Грэдмена ласково заскрипел:
– Можете излагать ваше дело. За эти стены ничего не выносится, молодой человек.
– Я служу в конторе ОГС, сэр. Дело в том, что я случайно получил некоторые сведения, и теперь у меня неспокойно на душе. Зная, что вы адвокат, сэр, я предпочел обратиться к вам, а не к председателю. Скажите мне как юрист: должен ли я, как служащий Общества, всегда в первую очередь считаться с его интересами?
– Разумеется, – сказал Сомс.
– Мне неприятно это дело, сэр, и вы, надеюсь, поверите, что я пришел не по личным причинам, а просто из чувства долга.
Сомс пристально посмотрел на него. Большие влажные глаза юноши казались ему похожими на глаза преданной собаки.
– А в чем дело? – спросил он.
Баттерфилд облизнул сухие губы.
– Дело в страховании наших германских контрактов, сэр.
Сомс насторожил уши, и без того слегка торчащие кверху.
– Дело очень серьезное, – продолжал молодой человек, – и я не знаю, как это отразится на мне, но должен сказать, что я сегодня утром подслушал частный разговор.
– О-о, – протянул Сомс.
– Да, сэр. Вполне понимаю вас, но после первых же слов я должен был слушать. Я просто не мог выдать себя после того, как услышал их. Я думаю, что вы согласитесь, сэр.
– А кто говорил?
– Наш директор-распорядитель и некий Смит – судя по акценту, его фамилия, наверно, звучит несколько иначе. Он один из главных агентов по нашим германским делам.
– Что же они говорили? – спросил Сомс.
– Видите ли, сэр, директор что-то говорил, а потом этот Смит сказал: «Все это так, мистер Элдерсон, но мы не зря платили вам комиссионные; если марка окончательно лопнет, вам уж придется постараться, чтобы ваше Общество нас выручило».
Сомсом овладело острое желание свистнуть, но его остановило лицо Грэдмена: у старика отвалилась нижняя челюсть, заросшая короткой седой бородой, и он растерянно протянул:
– О-о!
– Да, – сказал молодой человек, – это был номер!
– Где вы были? – резко спросил Сомс.
– В коридоре, между кабинетом директора и конторой. Я только что разобрал бумаги в конторе и шел с ними, а дверь кабинета была приоткрыта пальца на два. Конечно, я сразу узнал голоса.
– Дальше?
– Я услышал, как мистер Элдерсон сказал: «Тс-с, не говорите об этом», – и я поскорей юркнул обратно в контору. С меня было достаточно, уверяю вас, сэр!
Подозрение и догадки совершенно сбили Сомса с толку. Правду ли говорил этот юнец? Такой человек, как Элдерсон... чудовищный риск! А если это правда – в какой мере ответственны директоры? Но доказательства, доказательства?! Он посмотрел на клерка: тот был бледен и расстроен, но стойко выдержал его взгляд. Встряхнуть бы его хорошенько! И он строго сказал:
– Вы понимаете, что говорите? Дело в высшей степени серьезное!
– Я знаю, сэр. Если бы я думал о себе, я бы ни за что к вам не пришел. Я не доносчик.
Как будто говорит правду! Но осторожность не покидала Сомса.
– У вас были когда-нибудь неприятности по службе?
– Никогда, сэр, можете справиться. Я ничего не имею против мистера Элдерсона, и он ничего не имеет против меня.
Сомс внезапно подумал: «О черт, теперь он все это свалил на меня! Да еще при свидетеле! И я сам оставил этого свидетеля!» – Имеете ли вы основания предполагать, что они заметили ваше присутствие? – спросил он.
– Не думаю, сэр, они не могли заметить.
Запутанность положения с каждой секундой росла, как будто рок, с которым Сомс умело фехтовал всю свою жизнь, внезапно нанес ему удар исподтишка. Однако нечего терять голову, надо все спокойно обдумать.
– Вы готовы, если нужно, повторить это перед правлением?
Молодой человек стиснул руки.
– Право, сэр, лучше бы я молчал, но раз вы считаете, что надо, что ж делать – придется. А может, лучше, если вы решите оставить это дело в покое; может быть, все это вообще неправда... Но тогда почему мистер Элдерсон не сказал ему: «Это наглая ложь!» Вот именно! Почему он смолчал? Сомс недовольно проворчал что-то невнятное.
– Что еще скажете? – спросил он.
– Ничего, сэр.
– Отлично. Кому-нибудь говорили об этом?
– Никому, сэр.
– И не надо, предоставьте это мне.
– Очень охотно, сэр, конечно. Всего хорошего!
– Всего хорошего!
Нет, хорошего мало! И ни малейшего удовлетворения от того, что его пророчество относительно Элдерсона сбылось. Ни малейшего!
– Что скажете об этом юнце, Грэдмен? Лжет он или нет?
Грэдмен, выведенный этими словами из оцепенения, задумчиво потер свой толстый лоснящийся нос.
– Как сказать, мистер Сомс, надо бы получить больше доказательств. Но я не знаю, какой смысл этому человеку лгать?
– И я не знаю. Впрочем, все возможно. Самое трудное – достать еще доказательства. Разве можно действовать без доказательств?
– Да, дело щекотливое, – сказал Грэдмен. И Сомс понял, что он предоставлен самому себе. Когда Грэдмен говорил, что «дело щекотливое», – это значило обычно, что он просто будет ждать распоряжений и считает даже вне своей компетенции иметь какое-либо мнение. Да и есть ли у него свое мнение? Ведь из него ничего не вытянуть. Будет тут сидеть и тереть нос до второго пришествия.