XXV
У Ингьяльд был раб и служанка. Раба звали Черный, а служанку Ботхильд. Сына Ингьяльда звали Хельги. Он был слабоумный, самый что ни на есть придурок. С ним вот как поступали: привязывали на шею просверленный камень и пускали щипать у дома траву, все равно как скотину. Его называли Ингьяльдов дурень. Он был очень рослый, прямо великан. Гисли живет там зиму и строит Ингьяльду лодку и много всего другого. И все, что он ни делал, было на славу, ибо он был умелец, каких мало. Люди дивились тому, что многое у Ингьяльда так хорошо сделано, ибо сам он не был искусным мастером.
Каждое лето Гисли проводит на Фьорде Гейртьова. Так проходят три года с того времени, как он видел вещий сон, и ему большое подспорье все то, что делает для него Ингьяльд. А людям кажется, что тут что-то не так, и они думают, что Гисли, верно, жив и скрывается у Ингьяльда, а вовсе не утонул, как говорили прежде. Ходят теперь среди людей толки, что вот у Ингьяльда три лодки, и все хорошо построены. Доходят эти слухи до ушей Эйольва Серого, и кому снова ехать, как не Хельги. Вот Хельги приезжает на остров Хергиля. А Гисли всегда в подземелье, когда на остров приезжают люди. Ингьяльд был гостеприимный хозяин, и он оставил Хельги ночевать, и тот провел там ночь. Ингьяльд был человек работящий. Каждый день, если только позволяла погода, он выходил в море. И наутро, собравшись рыбачить, Ингьяльд спрашивает у Хельги, разве тому не к спеху ехать и почему он лежит. Хельги сказал, что ему нездоровится и стал тяжело вздыхать и потирать себе голову. Тогда Ингьяльд посоветовал ему лежать как можно спокойнее, сам ушел в море, а Хельги принялся громко стонать. И вот, как рассказывают, Торгред собирается в подземелье, чтобы дать Гисли поесть. А между стряпной и покоем, где лежит Хельги, была дощатая перегородка. Торгерд выходит из стряпной, а Хельги залезает на перегородку и видит, что там кому-то готовят еду. И тут как раз возвращается Торгерд. Хельги второпях повернулся и упал с перегородки. Торгерд спрашивает, что это он, вместо того чтобы лежать спокойно, лазает по стене. Он отвечает, что так обезумел от ломоты в костях, что ему невмоготу лежать спокойно.
– И хочу, – говорит, – чтобы ты проводила меня до постели. Она делает, как он просил, а потом выходит с едою. А Хельги тут же подымается, идет следом и все видит. Тогда он идет назад, ложится в постель и проводит там весь день. Ингьяльд возвращается к вечеру домой, идет к постели, где лежит Хельги, и спрашивает, не полегчало ли ему. Тот говорит, что и верно ему лучше, и просит, чтобы утром его перевезли с острова. И его отвозят на юг, на остров Плоский. Оттуда он едет дальше на юг, к Мысу Тора, и рассказывает, что он удостоверился в том, что Гисли у Иигьяльда. Затем Бёрк снаряжается из дому, а всего едет пятнадцать человек. Они садятся на лодку и плывут через Широкий Фьорд на север. В тот день Ингьяльд поплыл в море и с ним Гисли, а раб со служанкою на другой лодке, и они встали у островов, что зовутся Блюдными.
XXVI
Вот видит Ингьяльд, что с юга плывет лодка, и говорит:
– Вот плывет лодка, и наверно, это Бёрк Толстяк.
– Что же теперь предпринять? – сказал Гисли. – Хотел бы я знать, столько ли у тебя ума, сколько храбрости.
– Мне ясно, что надо делать, – сказал Ингьяльд, – хоть я и не мудрец. Наляжем-ка на весла и поплывем к острову, а там поднимемся на скалу Грузило и будем обороняться, покуда стоим на ногах.
– Я того и ждал, – сказал Гисли, – что твое мужество подскажет тебе именно такое решение. Но я отплачу тебе за твою помощь хуже, чем думал, ежели ради меня тебе придется расстаться с жизнью. Этому не бывать, нужно поступить иначе. Вы с рабом гребите к острову и взберитесь на скалу и готовьтесь к защите. Тогда они, выплыв из-за мыса, примут меня за одного из вас. Я же поменяюсь с рабом одеждою, как мне приходилось однажды, и сяду в лодку с Ботхильд.
Ингьяльд сделал, как посоветовал Гисли. И когда они расстались, Ботхильд спросила:
– Что же теперь предпринять?
Гисли сказал вису:
Вот плывут они на юг навстречу Бёрку и держатся как ни в чем не бывало. Тогда Гисли распоряжается, как им вести себя дальше.
– Ты скажешь, – говорит, – что у тебя в лодке дурень. Я же сяду на носу и буду ему подражать. Опутаюсь леской, стану перевешиваться за борт и вести себя так по-дурацки, как только сумею. А когда мы с ними разминемся, я приналягу на весла и сделаю все возможное, чтобы нам поскорее уйти от них.
И вот Ботхильд гребет навстречу Бёрку и его людям, но все же в некотором отдаленье от них и делает вид, что направляется рыбачить. Бёрк ее окликает и спрашивает, нет ли на острове Гисли.
– Этого я не знаю, – говорит она. – Знаю только, что есть там человек, который очень выделяется среди других людей на острове и ростом своим, и сноровкою.
– Вот как! – говорит Бёрк. – А что, дома ли хозяин?
– Он уже давно как поехал к острову, – сказала Ботхильд, – а с ним, как я подумала, его раб.
– Навряд ли это так, – сказал Бёрк. – Это, верно, был Гисли. Едем быстрее за ними. Клюнула теперь рыбка. Только бы ее на борт вытащить.
А люди его сказали:
– Смех смотреть на этого дурня. Чего он только не вытворяет! Они сказали Ботхильд, что худо ее дело, раз ей приходится сопровождать такого дурня.
– И я так думаю, – говорит она, – да только вам, как погляжу, это один смех, и мало вы обо мне печалитесь.
– Что нам до этого дурня, – сказал Бёрк, – едем скорее!
Вот они разминулись, и Бёрк со своими гребут к острову, и сходят на берег, и видят теперь людей на скале Грузило, и поворачивают туда, предвкушая удачу. А те двое, Ингьльяд и раб, стоят на вершине скалы. Бёрк вскоре узнал их и сказал Ингьяльду:
– Мой тебе совет, выдай нам Гисли или, на худой конец, укажи, где он. И какой ты, однако ж, мерзавец, что, живя на моей земле, укрываешь у себя убийцу моего брата. Ты заслуживаешь, чтобы я с тобою разделался, и, по справедливости, тебя стоило бы убить.
Ингьяльд отвечает:
– У меня бедная одежда, и мне все равно, успею ли я ее сносить. Но я скорее расстанусь с жизнью, чем оставлю Гисли в беде и выдам его.
Как рассказывают, Ингьяльд выручил Гисли, как никто, и его помощь очень пригодилась Гисли. Говорят, что, творя чары. Торгрим Нос сделал так, что никакая помощь, оказанная Гисли на материке, не могла спасти его. Того не подумал Торгрим, однако, чтобы помянуть острова, и потому Гисли удалось еще сколько-то продержаться, хотя, как судила судьба, и недолго.