— Пш-ш-ш, — выдохнул я сквозь зубы.
Главное — держаться живых, за горящие огоньки, за биение сердец и не цепляться за погасшие. За каждым остывшим кострищем — чья-то жизнь. В те месяцы, когда пробивался к дару и думал, что уже никогда не смогу его коснуться, я не раз пожалел, что спас Альрика от его собственной Бездны. Особенно когда смотрел на него, столь безучастного и молчаливого, не сказавшего ни слова с того самого дня, когда он искромсал живичей и часть собственного хирда.
Нет, не так. Не жалел. Но прикидывал, а стоит такой Альрик потери моего дара. За прежнего я бы отдал всё, но за нынешнего размен казался неравным. Если бы не надежда исцелить его…
Люди шарахнулись от нас в разные стороны, словно это не они визжали и кричали несколько мгновений назад. А на арене Волк как будто почувствовал мой дар. Он прыгнул к твари, что отскочила от него на десяток шагов, и начал рубить с такой быстротой и силой, что куски щупалец долетали до каменных скамей. Доспешные воины, стоявшие возле богатых господ, тут же прикрыли их щитами.
Вот же дурень! Он же и сам изранен. Если твариная кровь попадет на его тело, он потеряет руны и, возможно, саму жизнь.
С диким воем родойна вырвалась из бешеной рубки и побежала подальше от обезумевшего норда. Она сделала круг по арене, заляпывая песок черной жижей. Остановилась. Скакнула на стену чаши, что отделяла ее от зрителей, соскользнула вниз, повернулась всем телом, разбежалась и попыталась заскочить снова, но уже в другом месте. Почти сорвалась, но несколько уцелевших щупалец зацепились за край. Люди, что сидели там, завопили и рванули в разные стороны, спотыкаясь о скамьи. Они падали, затаптывали лежащих, кричали и бежали, обезумев от страха. Несколько человек даже соскочили на арену. Волк огромными прыжками помчался к твари, но ему что-то закричали. Из скрытых дверей выступили лучники и нацелились на него. Тогда норд остановился. Он стоял и странно подергивал кожей, словно сгоняя невидимых мух.
Мы тоже повскакивали. Жаль, что тварь решила запрыгнуть не к нам, а на другую сторону. Пока мы туда доберемся через перепуганную толпу… Проще всего было бы через арену, но лучники могут также легко нацелиться и на нас.
— Назад! — заорал я, подкрепляя приказ через дар. — Стоять!
Отчаянный, уже перескочивший через несколько рядов, оглянулся, увидел мою перекошенную от ярости рожу и вернулся.
Тварь пока никого не растерзала. Она просто хотела скрыться, как любой дикий зверь, который понял, что добыча ему не по зубам. Прямо по людям, расталкивая их щитами и рунной силой, к ней приблизились доспешные воины. Они окружили родойну и, угрожая мечами, заставили ее спрыгнуть на песок.
Те дурни, что были на арене, попытались вскарабкаться обратно, но им не хватало либо рун, либо ума воспользоваться ими. Так что они протягивали руки, чтоб им помогли, кричали. И это было еще смешнее тех пестрых прыгунов. А ведь они из богатых господ, раз сидели так близко к арене.
Волку снова что-то крикнули. Он взвыл и побежал к твари, но уже не так сноровисто, как прежде.
Родойна больше не убегала. Она вздыбила шерсть, подняла оставшиеся щупальца и набросилась на норда.
После короткой схватки Волк поднял мечи над головой. У его ног лежало изрубленное тело твари.
— Десятая руна, — сказал Коршун. — Один шаг до хельта.
Лучники скрылись за потайными дверями, взамен них вышли рабы и вывели упавших на арену мужей.
Затем снова показался горлопан.
— Волк победил, встал на втором пороге, — заговорил Хальфсен, пересказывая его речи. — Теперь ему осталось получить благословение Солнца и шагнуть к еще большей силе. Он может выбрать любой путь, пойти служить в конунгову дружину или к ярлу. Он даже может присоединиться к святым воинам Набианора. Крикун спрашивает, что Волк выберет.
Тогда я встал и заорал во все горло:
— К нам! Иди к нам! Я, хёвдинг сноульверов, хочу взять тебя в хирд!
Наконец-то стало тихо. Люди замолкли, не понимая моих слов.
Волк вогнал мечи в песок, снял огромный шлем и показал свое лицо. Увы, я его прежде никогда не видел. Он прожил не меньше трех десятков зим, его лицо было покрыто вязью тонких белых шрамов, светлые волосы туго стянуты в узел на затылке, борода обрезана так коротко, что сперва мне показалось, что ее и вовсе нет.
— Приветствую братьев с Северного моря! — сказал Волк. — Если б ты, брат, сидел поближе, я б, может, и задумался. Но я вышел на арену ради золота, потому не обессудь.
Затем он перешел на язык фагров, и Хальфсен поспешил пересказать его речь.
— Моя слава достигла даже ледяного Северного моря. И сородичи позвали меня обратно. Только моя холодная кровь уже давно вскипела под лучами южного солнца и больше не хочет остывать.