— Мой господин приказал привести тебя до полудня. Чем раньше ты закончишь свое дело здесь, тем скорее я выполню приказ. Ты же не откажешься пойти со мной к господину?
— Не откажусь.
Рысь наскоро объяснил, в чем суть наших отношений с Жирными, упомянул и про договор, и про законника, только не стал рассказывать, откуда взялся долг.
Фагр слушал, наклонив голову набок. Так он еще больше походил на сову. Затем он заговорил с Жирным. Я разбирал лишь отдельные слова, чаще всего «серебро» и «долг». А может, это я запомнил их крепче остальных?
Пока они беседовали, я задумался, а где же Хотевит? Не поверю, что он струсил и решил отсидеться, не такой он человек. Да и в спину он бить тоже не станет. И Дагна… Уж она-то не понаслышке знает, как жадные ярлы могут обманывать нанятый хирд. Вспомнить хоть бы ярла Торира Тугую Мошну! Он вроде не отказывался платить нам, но только не сразу, а когда-нибудь потом, и без Дагны нам бы пришлось попусту торчать в его Темном заливе, ожидая свое серебро. Значит, этот Жирный их куда-то выпроводил. Вот только на что он рассчитывал? Уж явно не на то, что мы будем терпеть и жрать всякое дерьмо. Вон, даже воинов нанял! Причем не каких-то дешевых, а аж хускарлов! Поди, мы наели бы меньше!
И вот только тут до меня дошло, о чем говорил Коршун.
Жирный ведь на то и надеялся. Он хотел, чтоб я пришел к нему и напал на его воинов, а потом бы он обвинил нас и либо потребовал бы большую виру, либо как-то вывернулся, чтоб не возвращать нам долг.
Я посмотрел на фагра-раба с благодарностью. Повезло, что он подвернулся нам сегодня! Только теперь я должен ему, ну или не ему, а Сатурну, мать его, Пистосу.
— Уважаемый понял свою ошибку и отныне будет давать достаточно денег для покупки еды, — сказал фагр.
Судя по гневному и в то же время печальному лицу Жирного, так оно и было.
— Что ж, за тем я и приходил, — растерянно сказал я.
Мне думалось, что я чуть больше поучаствую в беседе, но раз уж всё разрешилось, так и пусть.
Мы вышли из дома Жирного. Лавр, сжимая полученные монеты, поспешил на рынок, а я с Хальфсеном и Рысью поплелся за фагром.
Наш толмач шепотом пояснил, что этот сладкоречивый раб сказал Жирному, будто если тот не перестанет нарушать уговор, тогда Сатурн Пистос выкупит у нас его долг и стребует напрямую. И еще добавил, что любой законник выберет сторону благородного, а не какого-то живичского торгаша.
— А разве можно покупать долг? И зачем его покупать? — удивился я.
— Можно! — откликнулся фагр. — К примеру, если бы вам срочно нужны были деньги, тогда кто-то мог бы дать вам половину от долга, потом стряс бы с вашего должника всё полностью, и разницу оставил бы себе. Так хорошо и вам, ведь вы получаете монеты сразу, хоть и чуть меньше, и покупателю долга, ведь он заработал на пустом месте. И лишь должник ничего не выигрывает и не проигрывает. На самом деле, вы можете продать долг Жирных хоть сейчас. Есть даже благородные рода, которые этим занимаются.
— И сколько они берут? — полюбопытствовал Рысь.
— Когда как, но не меньше трети долга. С вас, как с иноземцев без покровителя, взяли бы половину или даже больше.
Хоть я и не понял всего, о чем толковал фагр, но всё равно вскипел от ярости. Как? Забрать половину долга? Значит, мы бы получили лишь половину? Да с чего бы? Мы за эти монеты плыли через всю Альфарики! Голодали, бились с разбойниками, петляли по Бездновым речушкам! А они думают за просто так получить половину? Да ни в жизнь! Жить останусь в Гульборге, но стрясу с Жирных всё до последней монеты.
Господин Сатурн Пистос жил далековато от нас, зато близко к сольхусу с золотой крышей. Когда мы добрались до его дома и прошли сквозь толстые ворота, мне показалось, что мы ненароком заплутали и оказались в лесу. А потом я увидел, что лес уж больно правильный и нарядный: ни тебе поломанных деревьев, ни гниющих веток, ни прелых листьев. Все деревья ровные, будто причесанные, под ними подметено, цветы насажены яркие да пестрые, а меж ними каменные дорожки проложены. Повеяло свежестью, знать, где-то неподалеку было озерцо.
Из-за кустов вышла птица размером с глухаря, а потом подняла хвост, развернула во всю ширь, а хвост-то громадный и изумрудом переливается. Наши петухи даже вполовину не так красивы, как эта птица. Зато стало любопытно, а на вкус она так же хороша, как курица? Я ж сегодня ничего не ел.
Фагр провел нас через весь этот чудной лес с чудными птицами, усадил в домик без стен, с одной лишь крышей на подпорках, а сам ушел звать господина. В зелени да в тени было гораздо прохладнее, чем в том доме, где мы нынче жили, вокруг щебетали невидимые птахи, временами мелькали меж деревьев люди, скорее всего, рабы. Они всё чего-то делали, наклонялись, что-то убирали, поднимали. Один раб приволок ведро с водой и вылил его под цветочный куст. Может, помои так выбрасывают? Хотя вроде ничем таким не воняло.
Вообще я даже расстроился чуток. Я-то думал, что этот Сатурн из богатых и не станет скупиться, ждал, что его дом будет повыше, а внутри всё золотом да шелками убрано, на столе пряности будут заморские да девки вокруг красивые. А тут — деревья и трава! На такое я и в Сторбаше насмотрелся. Вон, шагни за порог да отойди — сразу тебе и сосны зеленые, и травы всякие. Да, птичка с изумрудным хвостом диво как хороша, только вот поменяют ли ее перья на золото? Хотя я всё же решил спросить у Сатурна насчет хвоста. Ингрид и Фридюр, наверное, порадуются такому подарку. Пришьют такое перо к платью и станут наряднее всех в Сторбаше.
Я вдруг почуял, что что-то изменилось, огляделся и понял, что это Рысь чудит. Спрятал свою рунную силу так, чтоб трехрунным казаться.
— Не стоит! — сказал я. — Мы в найм идем, тут надо всю силу показать.
Неожиданно выпорхнули девицы, поставили на стол прозрачные кувшины с вином, блюда с виноградом и какими-то еще ягодами, несколько видов сыра, сласти… Хотя я больше смотрел на задницы девиц, которые проглядывали сквозь тонкую ткань, и жалел, что так и не сходил к песчанкам.
К моей радости, девицы не убежали, а встали неподалеку. И вскоре после этого к нам вернулся фагр-трэль с еще одним фагром, но уже явно не трэлем. Сатурн Пистос — скорее всего, это был он, — прожил никак не меньше четырех десятков зим, а то и поболее. Безволосые лица меня сбивали с толку. Он был невысоким, довольно упитанным, но не мягко-жирным, а плотным, крепко сбитым семирунным хускарлом. В отличие от прочих фагров Сатурн не сверкал приветливой улыбкой, он смотрел строго и прямо, чем напомнил Рагнвальда. Его пальцы сверкали золотом и каменьями, и это меня успокоило. Вот теперь я точно понимал, что передо мной человек состоятельный и серьезный.
— Приветствую вас, северные воины, — сказал он на нордском и сразу перешел на свой язык. — Угощайтесь. Это вино сделано из винограда, выращенного на моих землях. И все фрукты тоже из моих поместий.
Он махнул рукой, и девицы налили нам густого вина цвета переспелой вишни. Когда мы утолили голод, благородный продолжил говорить:
— Нас свели сами боги! Как иначе объяснить, что в Гульборге появился свободный от обязательств хирд как раз тогда, когда мне понадобились храбрые и умелые воины? Раб поведал мне, зачем вы приплыли в Годрланд и какие у вас затруднения. Я всегда говорил, что воину сложно вести дела с торговцами, ведь у тех нет ни чести, ни совести, только мошна с монетами.
Мне быстро надоело слушать пустые речи, и я перебил Хальфсена, договаривающего последние слова благородного:
— Зачем тебе хирд? Для какого дела? И почему ты не взял кого-то с арены? Например, Волка, что бился на последних играх.
Фагр-раб быстро пересказал мои слова на ухо Пистосу. Тот довольно закивал.