Я невольно вспомнил слова сарапского жреца Гачая. Он говорил о злом солнце, которое убивает всё живое, говорил, что на его родине нужно ходить с покрытой головой и прятаться от полуденной жары, что если не выполнять правила, то недолго и помереть.
Да и Пистос упоминал, что эти земли Набианор захватил прежде Годрланда, а значит, родина сарапов была совсем недалече.
Вот и толку посылать в это пекло нордов?
Мы шли по реке против течения до тех пор, пока не увидели большой город, раскинувшийся по ее берегам. Он выглядел так, словно его запорошило мелкой желтой пылью. Дома, дороги, ограда — всё было одного цвета и словно из одного и того же камня, а точнее, словно слеплено из песка.
«Сокол» подошел к причалу, и Милий первым спрыгнул с корабля, чтобы поговорить с сарапами в толстых халатах. Видать, и здесь нужно платить за постой.
Я глянул на нашего благородного. Нет, вряд ли кто-то распознает в нем юношу из богатой семьи. Если б не руны, его легко можно было принять за раба, особенно из-за щетины, покрывавшей его щеки и подбородок. Благородные-то в Гульборге обычно ходят бритыми.
Милий вернулся с очередной табличкой. Скоро у меня всяких табличек, договоров и прочих письмен будет целый сундук, хотя я бы с радостью променял все эти закорючки на старое доброе серебро. Его возьмет в оплату и тот, кто умеет читать, и тот, кто не умеет, и сарап, и фагр, и норд!
— На «Соколе» можно никого не оставлять. Здесь с этим строго! Не пропадет ни корабль, ни единый гвоздь с него, — сказал фагр-толмач.
— Это почему же? Неужто тут такой честный люд? — не поверил Вепрь.
— Нет. Но Набианор очень не любит воров, и за любую кражу, хоть самую мелкую, тут рубят сначала руку, а потом и голову. И если вдруг стража не найдет вора, тогда за украденное заплатит город.
— Да ну?
— Ага. А здешние ярлы не любят платить попусту, потому очень строго спрашивают со стражников.
— За смерть здесь высокая вира? — вдруг спросил Живодер.
— Смотря кого убить. Если убить сарапа, то казнят. Если кого-то из здешних, то зависит от того, какой был человек. За раба, к примеру, нужно будет купить другого раба. Теперь прошу вас следовать за Ерсусом, он отведет нас к гостевому дому. Там можно и поесть, и отдохнуть, и ополоснуться. А я пока куплю одежду и припасы для охоты.
— Одежду? — нахмурился я. — Так мы вроде не голые!
Я посмотрел, в чем же тут ходят люди. Сарапы, которых тут было полным-полно, все, как один, носили толстые халаты. В них, как по мне, и зимой на снегу будет не зябко. На ногах у богачей — яркие вышитые туфли с острыми загнутыми кверху носами, а у бедняков обувь попроще, но тоже с толстой подошвой. Я вот чуть ли не носом чуял, как кожа на моих башмаках дымилась от раскаленного дорожного камня.
А на головах у всех были не куцые шапки или железные шлемы. Нет, многие мужчины навертели себе на макушках целые гнезда! А те, что попроще, накинули на себя полотно, что закрывало лоб, уши и шею, и перехватили поверху жгутом. Я дотронулся до своих ушей и скривился, с них лоскутами слезала шкура. Хорошо, хоть шея волосами прикрыта, да и те уже давно слиплись в комок от пота и пыли.
Милий убежал, на всякий случай я послал с ним Леофсуна и Видарссона. Мало ли, все-таки раб, хоть и с табличками.
Старик Ерсус неспешно ковылял по дороге, изредка что-то говоря на фагрском. Хальфсен шел с ним рядом, поддерживал под руку и иногда пересказывал его слова. Пока калека всего лишь указывал на разные здания и говорил, что где тут было раньше и что можно найти сейчас. Сварт тащил Феликса. С самого начала так вышло, что благородный сынок попал под покровительство и присмотр нашего Полутролля, и раз Феликс до сих пор не сдох, меня всё устраивало.
Вообще в этом городе, как бы он ни назывался, было людно. Но если в Гульборге люд ходил больше тамошний, сарапский и торговый, то сюда будто сбежались сельчане да нищие со всей округи. Женщины в заношенных тряпках сидели прямо на дороге, возле домов, кричали на бегающих детей, кормили младенцев. Лежали старики, прикрывшись от солнца лохмотьями, от чего походили на хлам, выброшенный за ненадобностью. Мужчины провожали нас растерянными, злыми и голодными взглядами.
— Трудюр, Бьярне, идите к «Соколу», — сказал я. — Хоть Милий и говорит, что тут не воруют, но умирающих с голоду отрубленная рука не остановит.
Что-то в этих землях случилось, о чем еще не знал ни Пистос, ни его раб.
— Хальфсен, спроси у старика, может, тот подскажет, что стряслось.
Пока толмач говорил с Ерсусом, мы услыхали привычный еще с Гульборга крик и тут же посторонились, расталкивая нищих. Плавно покачиваясь на плечах полуголых чернокожих рабов, мимо проплыл паланкин.
Когда он уже почти прошел, внезапно ожил наш благородный. Он выскользнул из хватки Сварта и рванул прямиком к рабам-носильщикам. Воин-охранник тут же обнажил меч.
— Андрокл! — заорал Феликс. — Андрокл!
И чего-то еще на своем языке, но и так было понятно, что там, внутри сидел его знакомый.
Охранник уже хотел убить полоумного, как вдруг занавесь паланкина отодвинулась, оттуда высунулся юноша, весьма похожий на Феликса, каким мы его впервые увидели. Он сказал что-то своему воину, и тот убрал меч.
— Феликс говорит, что мы его похитили и хотим скормить пустынным тварям, — негромко перевел Хальфсен. — Объяснить, что к чему?
— И кому поверят? — вздохнул я. — Сварт, придержи убогого! Твой недогляд! Охрану не пришиби только.
Сам же потянулся к дару и позвал Рысь с Видарссоном. Уж Леофсун сообразит, что к чему.
Сварт рывком обогнул воина, схватил Феликса за шиворот и потащил обратно в хирд. Парень в паланкине крикнул, и все его воины, четверка хускарлов, кто с мечом, кто с копьем, двинулись на нас. А Милий, сволочь такая, был всё еще далековато, если судить по дару.
— Он говорит, что нас всех убьют за похищение благородного! — зачастил Хальфсен. — За такое тут кожу сдирают заживо. Скоро сарапы подойдут, и тогда нам несдобровать.
Я шагнул вперед, встал перед воинами, выпустив рунную силу, и медленно положил руку на топорик.
— Скажи, что я Кай Эрлингссон, хёвдинг снежных волков, привез сюда Феликса Пистоса по велению его отца, Сатурна Пистоса. Скоро сюда подойдет посланник Пистоса с письмом.
Хальфсен пытался пересказать мои слова, но дурной Феликс продолжал кричать, заглушая всех и вся. Сварт знаком спросил, не придушить ли крикуна, но я запретил, а то никакое письмо не докажет, что мы тут в своем праве.
А вскоре подоспели и сарапы. Вот они были посильнее: три хельта и пять хускарлов. Мы их, конечно, легко порубим, вот только за сарапа тут убивают без суда.
Милий, где ж тебя Бездна носит? Нет, мало Пистос заплатил за сына, надо было больше спрашивать.
Феликс жалко трепыхался в огромных ручищах Сварта. Парень в паланкине кричал на своих охранников, на сарапов, указывал на нас пальцем с двумя перстнями. Нищие спешно отползали подальше, чтоб их ненароком не зашибли. Хальфсен срывающимся голосом объяснял, что тут к чему. Живодер тоже вдруг решил влезть и замахал изорванной рукой с запекшейся кровью перед сарапами. Чтоб стало уж совсем весело, с другой стороны улицы послышались вопли, чтоб освободили дорогу. Вскоре показались всадники на белых лошадях и остановились возле нас.
— Ассамт!
Возглас прокатился по всему городу подобно грому.
Вперед выехал еще один бородатый сарап, и все люди на улице упали на колени. Даже фагр из паланкина не спрятался за занавесями, а вылез наружу и, не жалея дорогого шелкового платья, рухнул вслед за остальными. Сарапы-хельты тоже пали ниц. Одни ульверы остались на ногах, да еще Феликс, которого держал Сварт. Даже Ерсус опустился наземь.
— Вниз! — громко прошипел невесть откуда взявшийся Милий и уткнулся лбом в песок.
Я переглянулся с хирдманами. Стоит ли нам кланяться какому-то сарапу? Кто он нам? Пусть-то даже сам Набианор…
От неожиданной догадки у меня глаза на лоб полезли. Неужто и впрямь сам?