Раб поспрашивал у нашего благородного и ответил:
— Он выступал на арене и как погонщик колесницы, и как стрелок, и как копейщик. В последний раз вообще не вступал в бой, лишь отдавал команды своему отряду.
Мы переглянулись с Простодушным. Может, у Клетуса что-то вроде моего дара, и он использует умения своих воинов? Но даже если и так, я слишком быстро ему проиграл. Рунами мы с ним почти равны, у него всего-то на одну больше. Неужто все дело в умении? Был бы у меня с собой щит, тогда бы мы посмотрели, кто кого.
Мы переночевали неподалеку от входа в ущелье, а утром хирд Клетуса ушел. Ульверы проводили завистливыми взглядами его тяжело нагруженных верблюдов, наши-то до сих пор ходили налегке, потом мы вошли в ущелье лишь для того, чтобы полюбоваться на влажную грязь на дне глубокой ямы.
— Это и есть вода? — спросил я у пустынников.
Те заверили меня, что надо лишь подождать, мол, в пустыне бывают такие места, где вода накапливается в течение седмиц и даже месяцев, а тут всего-то пара дней. Можно сказать, что тут вода бьет ключом.
Впрочем, сейчас я больше думал о том, что делать с договором с Пистосом. Ерсус по всем местам нас уже провел, дальше нужно либо ворочаться, либо искать тварей самим. Я же не особо понимал, как пустынники различают пути, для меня везде один и тот же камень, везде песок. В море-то мы ходим по приметам, мол, от северного края острова с кривой скалой по попутному ветру плыть на восток день, противу ветра — два дня, там слева должен показаться другой остров с одинокой сосной, ну и дальше также. А тут как?
Это ущелье хоть как-то приметно, но я отсюда никак не смогу привести хирд в город, к тому же мы шли не напрямик, а кружили от места к месту.
Так сможем ли мы отыскать тварей? Это все равно, что в море ловить одну-единственную рыбу, особенно без Рыбака.
Вечером я созвал всех ульверов и спросил, что думают они. Первым поднялся Вепрь:
— Скажу не только за себя, но и за других. Застоялись мы. Давно уже в хускарлах ходим, хотим хельтами стать. Пусть тут и жарко, как у Мамира в котле, зато твари простые и ходят не кучно, и сердца у нас есть. Да и тебе, Кай, уже невместно на десятой руне сидеть, когда хирдманы с тобой вровень.
— Значит, не за золотом, а за силой идем? — спросил я еще раз, оглядывая хирд.
Никто не отвел взгляда. Никто не сказал слова против.
— Милий, вызнай у пустынников, где тут твари водятся. Уж они-то всяко должны знать. Скажи, что мы берем и тех, что за пятнадцатую руну перевалили, но только чтоб одиночные.
— Кхалед спрашивает, в чем его выгода.
— А что ему надо?
— Золото и кой-чего из тварей, что он сам выберет. Но не сердца, сердца им не нужны.
— Пусть. Скажи, мы согласны.
Через два дня на дне ямы заблестела первая лужица воды, но чтобы напоить верблюдов, нам пришлось ждать еще несколько дней. Потом мы снова наполнили бурдюки и двинулись вслед за пустынниками. На юг.
Вскоре камень сменился песком, и идти, дышать да и просто жить стало еще трудней. За Милием теперь всегда присматривал кто-то из ульверов, так как тот не раз впадал в беспамятство из-за изнеможения и жары. Пистос же держался на одной злости, не хотел снова проигрывать равному по силе Хальфсену, хотя они оба уже давно проиграли пустынникам-карлам. Откуда в них столько крепости? На вид мелкие, черные и сухие, как изюм, но даже я, хельт, не был уверен, что сумею перешагать их в этих песках.
И ни одной твари. Кроме той, что вела нас вглубь пустыни и звалась Кхалед.
На третий день пути я уже подумывал, а не проверить ли шкуру Кхаледа на прочность? Так ли она крепка, как кажется? И сможет ли Живодер придумать что-то новое?
— Вода! Глянь, там вода! — вдруг заорал Бритт.
Я приподнялся на цыпочки и увидел, как впереди что-то блеснуло. Кажись, там не просто вода, а целое озеро. Я передернул плечами и почувствовал, как под рубахой скрипнул песок. Он был повсюду: в одежде, в еде, в волосах. Как же здорово было бы его смыть!
Ульверы вмиг оживились, загомонили, прибавили шагу. Всем хотелось напиться вволю, а не цедить по глотку.
— Нет! Нет! — закричал Кхалед. — Альваше! Не вода!
— Стоять! — рявкнул я.
Альваше на сарапском языке означает тварь. Может, в этом озере водится одна?
— Милий! Узнай у него, что за тварь!
Бедолага-раб едва мог говорить, его губы иссохли и растрескались до крови, но он всё же собрался с духом и заговорил с пустынником. Слушал его, слушал, потом покачал головой:
— Не понимаю. Он сказал, что это опасное место. В воду лезть нельзя, там смерть. Но мы должны подойти ближе, там будут твари.
На всякий случай я повторил погромче, чтоб услышали все ульверы:
— В воду не лезть. Приготовиться к бою, там могут быть твари!
— Ну хоть голову ополоснуть? — взмолился Сварт.
Он уже и бороду обрезал под корень, и на голове накрутил тряпок с аистиное гнездо, а всё равно истекал потом, как вытащенная на берег медуза. Пришлось даже выделить ему двойную долю воды, правда и тащил Сварт ее сам.
— Кхалед чего-то боится, говорит, тварь там. Так что поначалу остережемся.
Добрались мы до того озера быстро, ноги сами несли нас к воде. А озеро-то такое манящее и красивое: круглое, как щит, блестящее, как золотой илиос. Ульверы мигом столпились на берегу, а вот пустынники даже подходить не стали и верблюдов не пустили. Может, там кто-то вроде крокодила живет?
Коршун склонился к воде, прислушался.
— Нет, не чую я твари. Наверное, зверь какой-то или рыба зубастая.
— Кай, так я нырну? — простонал Сварт, уже сдирая с себя тряпки.
Я тоже вгляделся в водную гладь, попытался уловить руны или рассмотреть тени, но почему-то не мог разглядеть дна, словно там сразу омут. Кхалед подошел к нам и снова замельтешил на сарапском, я только и мог разобрать, что «альваше» да «альваше».
— Нет тут альваше, нету! — попытался я объяснить этому дурню. — Не чуем мы!
А он всё указывал на озеро, на себя, на солнце, словно пояснял что-то важное. Подошедший Хальфсен вслушивался в его слова, но тоже не смог разобраться.
— Кто-то там точно живет, — наконец сказал наш толмач. — Он съедает плоть и выпивает кровь, а озеро как червяк на крючке. В воду лезть нельзя, иначе смерть.
Вдруг раздался плеск. Кхалед закричал и отбежал подальше. Я тоже отпрыгнул и крикнул всем:
— Назад! Сварт, быстро из воды!
Вода вдруг забурлила, закипела, вспучилась в середине. Мне вспомнились водяные столбы на Туманном острове, что время от времени выплескивались из-под земли, в них можно было свариться заживо.
— Назад! — еще раз гаркнул я.
Поднявшаяся волна быстро покатилась к нам, и тут уже побежали даже самые упрямые ульверы. Только Сварт застыл на месте, он успел зайти в воду по колено, а волна поднялась аж ему по пояс.
— Сварт! Выходи оттуда! Сварт!
Он не откликался. Увы, мы могли видеть лишь его затылок и не понимали, что с ним. Жив ли? Заворожен ли?
Бешено бранясь на своем языке, в озеро бросился Пистос. Он влетел в воду, схватил Сварта за шею и поволок к берегу. Глупый фагр успел пройти лишь три шага, как вдруг оцепенел и остановился.
Я потянулся к дару. Сварт был жив, но не откликался на мой зов, будто в беспамятстве или сильно пьян. Надо вытягивать их. Я было шагнул к озеру, но Простодушный грубо дернул меня за плечо назад:
— Погодь. Лучше держи стаю.
И сам пошел к озеру. Девятирунный продержался семь шагов.
— Глянь! Там снова бурлит! — воскликнул Эгиль.
Следующим рванул Слепой, тоже девятирунный, он сумел дотащить всю троицу до кромки, где мы их перехватили и отволокли подальше. Как раз вовремя, иначе бы новая волна дотянулась бы до груди или шеи. Пока Живодер и Вепрь осматривали Сварта, Пистоса и Херлифа, я не сводил глаз с воды. Какая-то она не такая. Сейчас я ясно видел, что озеро весьма чудное. От него не веяло ни прохладой, ни свежестью, по берегам не росло ни единой травинки, даже там, где воробью по колено, не было видно дна. А волна не расходится по кругу, как должна, а бежит ровно к нам и будто зависает на лету, будто горбится и не расплескивается, как должна.