Вспышка руны. Вскоре еще одна. Затем еще… Я видел, как крепчают огни моих хирдманов. Осталось только накормить их твариными сердцами! На каждого уйдет по меньшей мере полдня. Слишком долго. Квигульву я такое не доверю. Да и Альрик советовал, чтоб я сам вел своих хирдманов, каждого из них.
Рядом бормотал что-то Хальфсен, но мне было не до речей фагров. Я уже всё решил.
— Кай! — воскликнул смутно знакомый фагр. Кажется, мы с ним виделись на других пирах. — Я всего лишь гость, как и ты! Я не знал, что Брутусы нарушат закон! Ты же слышал, я предложил тому воину место! Я не знал!
Сзади подошел Простодушный.
— Закончили?
— Да. Бойцы ждут возле арены. Одну тварь мы оставили, как ты и просил.
— Сколько сердец?
— От пятнадцатирунной три. Еще от тварей поменьше — шесть. С тех, кто на тринадцатой руне и ниже, я не брал. На Хальфсена не хватило.
— Хорошо. Брутссонов — на арену. Остальные пусть смотрят.
Херлиф кивнул, ничуть не удивившись. Он спокойно махнул рукой, мол, вперед. И эти благородные господа поплелись куда велено, как стадо овец. Только один попытался дернуться, но ему хватило пинка, чтобы одуматься.
И снова я дивился, что не чувствую ярости или гнева. Мои кишки словно покрылись льдом. Слова вырывались прежде, чем я успевал их обдумать. Всё, что я видел сейчас перед собой, — это желтые глаза. Последний взгляд Альрика.
Я задел кого-то плечом и остановился от удивления. Не сразу понял, что передо мной один из бойцов арены. Видимо, я шел, опираясь только на чувство стаи, забыл, что помимо пленников и ульверов тут есть и другие.
— Прости, вождь, — сказал тот, кого я толкнул.
Я моргнул, прогоняя видение. Девять бойцов. Два знакомца на десятой руне и семеро на девятой. Все без толковой брони, зато с оружием, причем самым разным. И сами они тоже были разные: три фагра, сарап, норд, чернокожий, двое похожи на живичей и еще один с такой мордой, словно его изжалили пчелы: глаза-щелочки, широкие скулы и округлый подбородок с тоненькой полоской бороды.
Норд вышел вперед:
— Хёвдинг! Мы… мои друзья хотят…
Я нетерпеливо прервал его:
— На Арену или ко мне? Решайте сейчас.
Норд неуверенно оглянулся на своих соратников.
— Эти господа. Ты их убьешь?
— Нет. Но они вряд ли выживут.
— Тогда мы с тобой. У тебя же есть корабль?
Эти слова словно сдернули с меня пелену и заставили оглянуться.
Изгаженная твариной кровью и трупами яма, посередине которой — шесть сыновей Брутуса. Испуганные фагры, рассаживающиеся по скамьям. Бойцы арены, что смотрят на меня с надеждой и воодушевлением. Чуть в стороне, под присмотром ульверов, обезоруженные охранники Брутссонов.
Всё еще можно остановить. Пока не поздно. Отпустить хозяев пира и гостей, отвести бойцов обратно в гульборгскую Арену, может, заплатить виру за убитых тварей. И мы снова вернемся в город, будем ждать тяжбы с Жирными, играть в затрикион, слушать сплетни Милия…
Всего лишь надо закрыть глаза на уродов, что нарочно сотворили из человека тварь. Всего лишь!
А передо мной стоял Альрик. Тот Альрик, что сразился с Торе Длинным Волосом ради незнакомого мальчишки. Тот Альрик, что вливал хмельной мед в глотку замерзшего Рыбака. Тот Альрик, что гневно отчитывал меня. Тот Альрик, что брел по грудь в болотной жиже. Тот Альрик, что спорил с рыжим торговцем. И тот Альрик, что стоял в цепях во дворе лекаря.
— Выпустите тварь, — тихо сказал я.
— Нет, господин! Не надо! — закричал один из тех, кто должен был защищать Брутссонов, но не стал. — Прошу! Они же казнят нас.
Я махнул ему, чтоб подошел.
Тоже норд. Мне даже показалось, что я его где-то видел.
— Волк?
— Да, господин, здесь меня зовут Ликосом. Волком по-нашему. Прошу для них пощады. Нас уже и так высекут, но если убьешь их, нам всем конец.
— А если бы ты стоял там, на арене? Если бы ты выбирал между Бездной и смертью?
— Потому мы не мешали вам. Сами бросили оружие.
— Если пощажу их, простят ли они свое унижение?
Волк опустил голову:
— Не простят. Даже если не смогут убить, в Гульборге вам жизни уже не будет. Брутус дружен с наместником Набианора в Годрланде. Меня вот отдали сюда за бесценок, — горько усмехнулся воин.
— Как это «отдали»? Ты ж свободу на Арене получил. Я своими глазами видел!
— Я и так был свободен, но бился не только ради рун и славы. Хотел пойти к благородным, они много золота платят, жениться хотел, детей… Но сарапы эти! Для Солнцезарных Волк слишком плох, для обычного воина — чересчур хорош, вот меня и отдали Брутусу. Пусть не отдали, а сказали пойти к нему за жалкие пятнадцать илиосов в год или, мол, иди из Гульборга куда хочешь. Лучше б сразу на тот хирд согласился.
Слушать скулеж мне было скучно да и некогда.
— Скажи тем, кто бросил оружие: Брутссонов я не пощажу. Толковые воины мне в хирде нужны, а бестолковых могу переправить в Альфарики или на Северные острова, — и заорал, глядя прямо на Ликоса: — Выпускай!
Тяжелая решетка медленно поползла наверх. Хвала Скириру, ульверы разобрались, как там двигать клети, чтоб тварь руки не откусила, и как открывать дверь, чтоб она сразу на арену выходила.
Брутссоны задергались, затряслись со страху. Один попытался подпрыгнуть наверх, но и яма была глубока, и железные прутья мешали.
— А оружие? — воскликнул Лукий. — Дайте нам оружие!
— Дайте, — небрежно сказал я и отвернулся.
Что шестеро карлов могут сделать со сторхельтовой тварью? Но пусть хотя бы попытаются сразиться.
— Что дальше? — спросил Херлиф.
Дальше? Верно, ведь еще есть дальше. Не подумал о следующем ходе.
Я могу сжечь всё поместье Брутуса вместе со случайными гостями, рабами, плясуньями и скотом, и вряд ли кто сумеет отыскать виновных. А можно…
— Ликос! — рявкнул я.
Норд с трудом оторвался от кровавого зрелища на арене и подбежал ко мне.
— Да, хёвдинг!
— Возьми тех, в ком уверен, иди в поместье. Там закрой всех, чтоб до утра не выбрались.
— Может, лучше их всех…
Я устало посмотрел на норда:
— Делай, как я сказал. Если кто драться полезет, убить. Свистун, Хальфсен, Квигульв! Вы с ним!
Простодушный, словно бы не слыша криков из ямы, воплей и мольбы, спокойно сказал:
— Надо забрать своих из Гульборга. Отчаянный, Видарссон, Лавр и эти… Мы не приготовили припасы, воду, скарб у нас тоже в городе. Та же броня! Копье Синезуба.
Я вынул табличку Пистоса из мошны, подбросил ее в воздух, поймал. У ворот стражники знали, сколько нас ушло, увидят, сколько пришло.
— Надо послать Рысь и Феликса, — продолжил Херлиф. — Рысь спрячет руны, коли что, Феликс, как благородный, проведет людей. Вепря отправить к «Соколу», пусть готовит к отплытию. Только чтоб провел корабль подальше от гавани, куда-нибудь поближе к нам. Рысь через стаю найдет.
— Делай, — кивнул я. — И Брутус… С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Простодушный кивнул и поспешно ушел.
По арене неспешно ползал огненный червь, вминая людские и твариные тела в песок. У Брутссонов не было ни единой надежды, только хускарл седьмой руны может пробить столь толстую шкуру.
Через свой дар я ощущал, что делают ульверы. Часть хирдманов удалялась в сторону города, часть рыскала в поместье, Ловкач с Коршуном провожали гостей вниз, к клеткам, где прежде держали тварей. Праздник в честь ушедшей богини удался. Надеюсь, ей понравилось пиршество!
Я стоял и смотрел на червя. Он изрыгал немного огненной жижи, ждал, а потом пожирал обугленные тела. Давным-давно, целых пять зим назад, такая тварь чуть не уничтожила мой родной город, а сейчас она ползает на арене, пойманная в ловушку. Жалкая. Никчемная. Слабая.
И я вновь прыгнул в яму. Червь не мог не услышать мою силу, но ничуть не встревожился и продолжил жрать трупы. Размахнувшись, я вогнал свой топорик в его тело по рукоять. Мог бы и глубже, но опасался, что деревянное топорище обуглится или даже загорится. Оглянулся, увидел в стороне копье со сломанным древком, видать, его кинули для Брутссонов, отпрыгнул, подхватил его и вонзил в рану. Червь дернулся, завертелся на месте, покатился на меня, я же перескочил через него и снова: топор, обломок копья. Топор, копье! Топор, копье! Отскочить от огненного плевка. Топор, копье!