— Она тут, — он постучал по своей груди, — ждала. Долго ждала. Я нес ее оттуда, с самой реки! Сначала больно, жгло, кололо. Больше крови! Новый поцелуй! И проще держать, легче ноша. А сейчас выпустил на волю. Ждал — не хотел пугать стаю. А ты вожак! Ты должен знать!
— А дальше? На сторхельта хватит?
Живодер наклонил голову, словно прислушивался к неслышному мне голосу.
— Нет, не хватит. Но мне не надо.
Я всмотрелся в его бледные, почти прозрачные глаза. Ни искорки желтизны. Безумия не больше, чем прежде.
Клянусь Скириром, он прав. Не надо ульверам знать о таком. И уж тем более об этом не нужно знать новым хирдманам. Мне бы самому как-нибудь сладить с этим знанием.
Выждав положенное время, мы вернулись обратно в лагерь. Живодер тут же принялся мериться силами с теми же хельтами, что и перед обрядом. Я же осмотрел свой хирд заново.
Теперь среди моих ульверов, надежных и проверенных, было аж семь хельтов, если не считать меня: Вепрь, Дударь, Эгиль, Простодушный, Рысь, Живодер и Квигульв Синезуб.
Шесть клетусовцев во главе с Дометием, среди них хельтов двое.
Девять бойцов арены под предводительством Дагейда, и тоже двое из них хельты.
Двенадцать Брутусовых воинов с Хундром, вся дюжина — хельты.
Еще Болли и Стейн, хельты.
Ну и, конечно, Феликс Пистос с двумя бывшими рабами — Лавром и Милием.
С такими силами легко замахнуться на то, о чем прежде и помыслить не мог!
Эпилог
Годрландский дромон неспешно плыл по широкой реке, перебирая лапами-веслами. Уныло висело синее знамя с пылающим солнцем в окружении звезд. Мерно бил барабан, заглушая резкие крики попугаев и обезьян.
Прежде эти воды кишели жизнью. Крошечные тростниковые лодчонки сновали меж торговых пузатых кораблей и разбегались в стороны перед величественными дромонами. Возле берегов виднелись неподвижные пузыри — глаза крокодилов, что выжидали очередную жертву. Женщины наполняли высокие кувшины, ставили их на головы и уносили, едва поддерживая рукой. На пристани сбивали пошлину купцы, отстаивая каждый короб и каждый мешок, бранились носильщики, гремели цепями привезенные из дальних земель рабы, вышагивали воины.
Сейчас речную гладь резали лишь носы дромонов, что впервые за последние годы зашли так далеко на юг.
Прошло не так уж много времени с тех пор, как люди оставили город. Издалека дома казались целыми и невредимыми, крыши храмов блестели на солнце и слепили, незыблемо стояли колонны и статуи древних богов. Жители будто не уходили отсюда, а всего лишь попрятались от полуденной жары. Только приглядевшись, можно было увидеть следы от тяжелой поступи Альхевьи(1): изломанные и изжеванные причалы, вывернутые булыжники, глубокие рытвины на стенах складов, сорванная черепица, сгнившие тростниковые хижины. И иссохшие каналы, что прежде питали бескрайние поля.
— Готовьсь! — раздался голос каида(2).
Гафур отлип от борта и потрусил к отряду. Копье, меч, нож, горлянка с водой, немного вяленого мяса и круг на шее — вот и вся оснастка. Доспехи положены только лучшим бойцам, каидам и переступившим второй порог.
Когда-то Гафур мечтал прославиться, чтобы сам пророк признал его, говорил с ним. Мечтал стать Солнцезарным и гарцевать на великолепном скакуне, сверкая золотыми доспехами. Любой отец счастлив выдать дочь за Солнцезарного!
Когда-то Гафур вопрошал у Ясноликого, почему тот позволил ему появиться на свет так поздно? Иначе бы он первым примкнул к отряду пророка, прошел с ним весь путь от Шихра до самой Альмубараки! Тогда бы он, Гафур, правил городами и землями, как рука пророка, и не шел бы сейчас биться с чудовищными альваше(3) в далеких краях. Но Ясноликий молчал. Его голос достигал лишь ушей пророка.
Дромон остановился в нескольких шагах от пристани, рабы выпустили трап, который с грохотом упал на камни. И воины света направились прямо в опустевший город.
Гафур шагал, вцепившись в копье, и думал о том, что Солнцезарных редко отправляют так далеко на юг. Почти всегда они сражаются только с людьми. Наверное, потому, что альваше не понимают красоты золотых доспехов. И потому, что кони Солнцезарных так беззащитны перед порождениями Альхевьи.
Меж домами что-то мелькнуло, и Гафур шарахнулся в сторону, врезавшись в соседа. Тот молча отпихнул перепугавшегося воина и кивнул в проулок. Там тощая облезлая кошка, урча, рвала пойманную мышь. Как она выжила? Альваше ведь едят всё живое.
Да и где они? Почему их не видно? Неужто прячутся в домах? Выжидают, чтобы воины зашли поглубже в город?
Мерный топот отражался от светлых песчаных стен и отдавался эхом. Воины с первого корабля должны были идти вперед, не отвлекаясь, а воины со второго и третьего дромонов будут идти следом, заходить в каждый дом и убивать всех альваше, что там прячутся. Гафур не знал, повезло ему или нет. С одной стороны, воины первого отряда послужат приманкой для крупных тварей, с другой стороны, им не придется заглядывать в пустые дома, видеть обглоданные кости людей и проверять погреба.
Шаг. Еще шаг. С крыши вспорхнула какая-то пичуга, встревоженная людьми. Наверное, это хорошо! Значит, прежде тут никто не проходил. Скорее всего, все альваше насытились да и ушли отсюда. А что им тут делать? Кого жрать? Не друг друга же?
А еще хорошо, что летающих альваше не бывает. Гафур слышал, что это из-за силы Альхевьи, что распирает их во все стороны. Столь нескладные и многолапые существа не могут удержаться в небе. Но кахим(4) из родного города Гафура говорил, что это Ясноликий закрыл им путь наверх, не должны отродья Альхевьи отрываться от грязной земли и подниматься в его чистую обитель. Непонятно только, почему вообще Ясноликий позволил альваше быть. Выжег бы их своими лучами раз и навсегда!
Нет, кахим говорил, что альваше даны в наказание! Дабы люди всегда помнили о благе и зле. Видать, жители этого города были ужасными грешниками. Наверное, ели грязное мясо или преблю… предюлеб… предавались похоти.
Гафур и сам не без греха. Вот, к примеру, взять жену горшеч…
Бу-у-у-м!
Дорога перед отрядом взорвалась булыжниками и щебенкой, дома содрогнулись вместе с землей, их стены растрескались, а чудом уцелевшие крыши брызнули черепицей и провалились внутрь.
Гафур наставил копье вперед, как его учили, и со страхом вглядывался в поднявшуюся пыль. Оттуда выметнулась огромная когтистая лапа и смела первые шеренги воинов. Тихая прежде улочка вскипела воплями и стонами. Что-то кричал каид, но его не было слышно за воем раненых. Вслед за сухой лапой с тремя локтями показалась и морда альваше. Узкие желтые глаза поочередно открывались и закрывались на вытянутой крокодильей морде, все восемь или десять. Клыки торчали не только в пасти, но и под длинной челюстью и над ней.
Несколько копий беспомощно ударились в плотную бурую чешую, не оставив и царапины. Каид, хельт с даром в силу, крутанулся, желая вогнать свой меч в нижнюю лапу альваше. Это его лучший удар! Первым делом он всегда старался обездвижить врага, чтобы потом отряд добил его уже лежащим. Но меч отскочил с глухим звоном. Мощные челюсти сомкнулись на груди каида…
Тогда Гафур побежал. Копье мешало, прочь его!
— Расступись! Убегай! Мы все тут умрем! Уходите! — кричали вокруг.
Но Гафур бежал молча, чтобы не сбить дыхание, протискивался меж других воинов, отталкивал, бил… Всё, что угодно, лишь бы оказаться подальше отсюда!
Когда он почти добежал до причала, его сбила с ног огромная, невообразимая, чудовищная волна силы. Он лежал, хрипел, пытаясь втянуть хоть толику воздуха в расплющенную грудь, когда на него опустилась тяжелая лапа альваше и вмяла в землю.
1 Альхевья — Бездна у сарапов.
2 Каид — хёвдинг, командир отряда
3 Альваше — твари у сарапов
4 Кахим — солнечный жрец по-сарапски