Бьёрн подмигнул Хельги, который, казалось, воспрял духом и стал смотреть по сторонам. И взгляд его во многих глазах встречал поддержку и одобрение.
Прежде чем Харальд Тордсон смог продолжить, Торвинд Кабан снова вышел к скамье судей и попросил слова:
– Всякий знает, что мир в доме священен, – сказал он. – И всякий знает, что нарушивший этот мир достоин самой строгой кары. И я присоединяюсь к Харальду Тордсону в его желании покарать преступившего закон. Однако хочу я напомнить, что нарушить закон можно не только ударом меча или копья. С древних времен повелось, что оскорбление словом стоит не менее, чем оскорбление мечом. И перед всеми присутствующими готов я поклясться, что оскорбление словами было нанесено сыну моему Торгилю присутствующим здесь Хельги Торбрандсоном. И если кого и обвинять в нарушении мира, то не Торгиля, а все того же Хельги, которого ранее обвинил я в нанесении увечий.
Тут, очевидно, как было договорено с Торбрандом, из толпы вышел их сосед, Асгрим с Серой горы, известный знаток законов, которого не выбрали в состав судей только потому, что знание свое привык он использовать больше во благо себе, чем другим. Он сказал так:
– Говорить меня попросил Торбранд сын Торира, потому как силен он больше в делах усадьбы, чем в законах. И от его имени хочу я сказать всем, кто здесь собрался, что оскорбление словами не может подтверждаться клятвой, как говорит древний закон. Ибо сначала судьи должны разобраться, что за слова были сказаны, а затем решить, было ли в них оскорбление. Посему хочу я, чтобы Торгиль Торвиндсон вышел сюда и рассказал нам всем о тех словах, что сказал ему Хельги Торбрандсон, и чтобы потом Хельги Торбрандсон подтвердил, что говорил такие слова. А потом могли бы мы выслушать свидетелей.
Все судьи закивали в знак одобрения слов Асгрима. Торвинд Кабан попытался что-то возразить, однако никакого подходящего толкования закона не вспомнил. Тогда он сказал, что, по его мнению, слова, сказанные Хельги, и так уже слышали многие, и что не дело позорить его семью, повторяя их еще раз. На это Асгрим ответил, что судьи должны услышать эти слова сами. От него или от Торгиля, потому как полагаться на женщин, сидевших недалеко, когда вспыхнула ссора, никак невозможно. Ибо всякий знает, что женская память короче самого короткого слова. И не зря потому женщин призывают в свидетели, только когда других свидетелей нет.
Пока Асгрим говорил, Торбранд подошел к сыновьям и тихо сказал Хельги:
– Не знаю, как ты сможешь выстоять против Торгиля с мечом в руке, а платить серебром человеку, оскорбившему моего сына, – не в моих привычках. Слыхал я, что в земле англов так принято, и каждый год тамошние вожди собирают серебро, чтобы отдать его морским конунгам, пришедшим грабить и разорять их земли. Но там они веруют в Белого Христа, который велел им, как я слышал, не мстить обидчикам. Наши боги не одобряют подобную глупость, и если я один раз заплачу виру человеку, ударившему ножом моего сына, то недолго и остальное серебро останется в моих руках, ибо желающих таким образом добыть себе богатство будет немало. Посему и позвал я Асгрима и пообещал ему добрую награду. Но сейчас уже все зависит не от него, а от Кабана и его сына.
И действительно видно было, как колеблется Торвинд Кабан. Ясно было, что не имелось у него желания еще раз услышать нид про свою семью. Но и ожог на лице Торгиля требовал мщения. И долго бы он переминался с ноги на ногу и качал головой, если бы Харальд Тордсон не поторопил его:
– Так каково же было оскорбление, нанесенное сыну твоему? Или оно было такое незначительное, что ты уже и позабыл о нем?
– Память у меня хорошая, – ответил Кабан, – но слов тех я произносить не буду. Достаточно моей клятвы. И клятвы моего сына. Однако вижу я, что не хорошо относятся к чужакам в здешних местах. Что ж, я снимаю обвинение с Хельги сына Торбранда. А дальше судите, как знаете.
И суд присудил, что за нарушение мира заплатит Торгиль сын Торвинда виру в четверть марки серебра Хельги сыну Торбранда и четверть марки Харальду Тордсону, чьему дому и было нанесено оскорбление. Однако Харальд Тордсон от своей части виры отказался, сказав, что возвращает ее, чтобы лучше закрепить мир.
Кабан, проходя мимо Хельги, швырнул к его ногам кошель и тут же с сыновьями ушёл к кораблям. И еще до наступления темноты корабль Кабана отчалил.