Хелот тихонько свистнул. Человек, однако, и не подумал оборачиваться – как сидел, так и продолжал рассиживаться. «Ну, это уже наглость», – подумал Хелот. Он с треском прошелся по сучьям и приблизился, держа нож в опущенной руке. Незнакомец бросил на кинжал быстрый взгляд и, не говоря худого слова, откинул голову назад, подставляя под удар беззащитное горло. По-дурацки приоткрыв рот, Хелот смотрел на это в полной растерянности. Смятение длилось с минуту, после чего бывшего рыцаря одолела лютая злоба. Он схватил непрошеного гостя за шиворот, едва не изорвав при этом в клочья и без того ветхую одежду, как следуетвстряхнул и заставил встать на ноги, а сам уселся на бревно. Тут он заметил, что руки у незнакомца связаны и лунки ногтей посинели. Ругаясь шепотом, Хелот разрезал кинжалом веревки. Человек стоял перед ним совершенно спокойно и давать объяснения, судя по всему, не собирался. Что ж, Хелота это вполне устраивало. Чем скорее тот уберется отсюда, тем лучше. Закончив свое дело, Хелот оборвал с худых запястий веревки и пробормотал:
– Ты свободен, уходи.
Но незнакомец продолжал стоять неподвижно.
– Иди же, – повторил Хелот, на всякий случай подталкивая его в спину, чтобы лучше понял. Но чужой человек продолжал навязывать ему свое общество, и Хелот со вздохом взял на себя труд познакомиться с ним поближе. Он внимательно посмотрел незнакомцу в лицо и обнаружил, что непрошеный гость был смугл, скуласт и горбонос. В Англии, во всяком случае, с такой внешностью жить не рекомендуется.
– Сарацин, – прошептал Хелот с отвращением. Сарацины не могли вызывать у него иных чувств, ибо все они до одного кровожадные людоеды. Об этом он наслушался еще в Лангедоке, от Гури Длинноволосого, перебившего их целую сотню. Зарезать злодея, что ли, пока безоружен? Но тут Хелот некстати вспомнил, с какой готовностью связанный человек подставлял под его нож горло, – и устыдился. Положение приобретало оттенок безвыходности. Хелот почесал ножом за ухом.
– Ты откуда взялся? – спросил он наконец. Он не ожидал ответа, но сарацин тут же отозвался:
– Ушел.
– Истинно сарацинская лаконичность, – разозлился Хелот, и без того сбитый с толку. – Говори подробно: откуда ушел, зачем и как тебе это пришло в голову. Ты хоть понимаешь человеческий язык?
– Я понимаю. Гарсеран... – начал объяснять человек, но Хелот тут же перебил его:
– Где он?
– Шел в Ноттингам с караваном. Много золота вез. Людей много вез. Я сбежал в лес, он не стал искать.
– Ты из его свиты?
Сарацин шевельнул ноздрями и верхняя губа у него дрогнула, открывая очень белые зубы, отчего лицо стало злым.
– У вас это так называется? Да, из свиты.
– Почему же он не стал тебя искать, когда ты сбежал?
– Я умираю, – пояснил сарацин так спокойно, что Хелот поначалу не поверил. – Я хотел умереть один.
Хелот растерянно заморгал:
– Почему ты умираешь? Ты разве ранен?
Сарацин не ответил.
Хелот заорал, криком пытаясь скрыть смятение:
– Отвечай же, черт тебя возьми!
– Я не знаю, – сказал сарацин.
Хелот отвернулся. Этот человек решительно выводил его из себя. Он явно нуждался в помощи, и как ни претило Хелоту оказывать благодеяния личности с такой людоедской наружностью и варварскими привычками, поступить по-другому он не решался: это было бы против всех лесных законов. Он только не мог выбрать, добить ли ему умирающего или попытаться все же его спасти.
– Ладно, – проворчал он наконец и снова заставил себя посмотреть в эти пылающие черные глаза. – Как тебя зовут?
– Алькасар.
– Ужасное имя, – вздохнул Хелот. – Ты кто, Алькасар? Пленный воин, убивший тысячу врагов?
Но тот, к великому разочарованию Хелота, покачал головой:
– Нет, я родился рабом.
Хелота охватила глубокая тоска. Только этого ему не хватало. Однако те полгода, что он провел у лесных стрелков, уже сделали свое дело – теперь в затруднительных случаях ему на помощь приходило первое правило Локсли: сперва накормить человека до отвала, а там, глядишь, и видно будет, что с ним делать.
Поэтому Хелот встал.
– Иди за мной, – велел он.
Вдвоем они проникли в Кривую Нору. Сразу у входа помещался небольшой очаг, сейчас остывший. На хитроумном опускающемся крюке у очага висел чугунок. Хелот снял крышку и пальцами вытащил кусок оленины.
– Ешь, – сказал Хелот Алькасару. Себе он налил пива и, усевшись на пороге Норы, принялся потягивать, стараясь при этом не слушать, как за его спиной чавкают и захлебываются слюнями. «Голодный, – подумал Хелот. – А ведь его, пожалуй, стошнит, если он будет так лопать. Ладно, пусть, раз я его не зарезал».
Он обернулся: – Хочешь молока?
Алькасар не ответил. Хелот налил ему молока.
– Скажи-ка мне, с чего ты взял, будто умираешь?
Ответа не последовало. Хелот подошел совсем близко и, перемогая отвращение, пристально вгляделся в смуглое лицо. Он увидел, что веки и губы сарацина воспалены. Тогда, усилием воли ломая отвращение к этому варвару, Хелот потрогал его полыхающий лоб.
После чего лангедокцу было над чем призадуматься.
– Послушай, Алькасар, – сказал он наконец, – если бы я сразу понял, что ты сарацин, я бы тебя, конечно, зарезал еще в малиннике. Но поскольку я имел неосторожность тебя накормить, придется мне возиться с тобой и дальше. Пойдем.
За очагом помещалось непосредственно логово, где стояла настоящая кровать – первый опыт обращения Хелота с плотницким топором. Кровать обладала рядом достоинств, одним из которых была прочность: ее проверял лично отец Тук. А уж коли она не развалилась под духовным наставником, то тощего Хелота всяко выдерживала.
Хелот смотрел на просторное ложе, устланное шкурами, и тягомотно стало ему при мысли о том, что оно будет осквернено присутствием злобного иноверца. Потом покосился на Алькасара и вдруг заметил, что, покуда боролся со своими христианскими чувствами, его пленник тратил последние силы на то, чтобы держаться на ногах. Побелев, сарацин молча цеплялся за стену. Выругавшись, Хелот бросился к нему. Уже теряя сознание, Алькасар качнул головой, словно отказываясь от чего-то. Бывший рыцарь из Лангедока перетащил его в кровать и укрыл шкурами.