Подобравшись к очагу, каждый из братьев утащил из него по нескольку тлеющих головней, а Хельги одну даже схватил зубами. На обратном пути мальчики смогли убедиться, что все крепко спят, ведь никто их не заметил. Выбравшись из палаты, они сперва раздули огонь, размахивая головнями, а потом засунули их под карниз низкой кровли.
Сперва огонь никак не хотел заниматься. Хельги разразился божбой, но Хроар терпеливо раздувал огонь.
Наконец показалось пламя. Сперва это были тощие бледно-голубые язычки, птенцы Сурта, едва вылупившиеся из гнезда. Они трепетали под порывами холодного ветра, который, казалось, вот-вот их задует, и тоненько пели свою тихую песню. Но вот огонь утолил первый голод, вырос, ветер вдул в него новые силы: огонь поднялся, расправил свои яркие перья и громко затрещал. Сруб палаты был сложен из очень старых бревен. Мох в пазах высох. Сосновые кряжи жадно впитывали жар огня, как когда-то, еще деревьями в лесу, впитывали солнечный жар.
Хельги встал у выхода из палаты.
— Если в палате проснутся до того, как огонь перекроет путь, — сказал он, — придется постараться, чтобы суп не убежал. — И добавил, зажмурившись от дыма: — С той стороны дома — колодезный сруб. Надо бы поджечь и там.
— Что будет с нашей матерью? — вдруг вспомнил Хроар, который от волнения сперва совсем забыл о королеве Сигрид.
— Ну, воины всегда дозволяют женщинам, детям, рабам и прочим в таком роде свободно выходить из огня, — ответил Хельги. — Но…
Вдруг он резко обернулся. Со двора к ним двигался вооруженный отряд с Сэвилем во главе. Сэвиль, обернувшись, приказал воинам:
— Поддерживайте огонь и помогайте этим мальчикам — вы не присягали конунгу Фроди.
Воины бросились выполнять приказ, тем более что многие пришли уже с факелами. Часть воинов построилась вокруг братьев. Хельги не смог сдержать радостного возгласа. Хроар произнес, заикаясь:
— Государь наш ярл…
Сэвиль разгладил бороду.
— Сдается мне, что это ты когда-нибудь будешь моим государем… Храни, — пробормотал он.
— Там есть выход через сруб колодца.
— Регин позаботится об этом.
Оказывается, наместник тоже примкнул к ним. Огонь все разрастался, и вот уже его отблески заиграли на стали, выхватывая из мрака суровые лица воинов.
Скоро пожар охватил, все хоромы, но ни шум, ни жар не пробудили конунга Фроди.
Наконец он заворочался в своей постели. Поскольку ложе было коротко, спать приходилось полусидя. Зашуршав подстилкой, конунг закашлялся, потом сказал:
— Здесь душно и темно, как в могиле.
И с этими словами снова откинулся на спинку ложа. От очага на него повеяло жаром. Сигрид, проснувшись, спросила:
— Что случилось?
Конунг тяжело вздохнул, потом неожиданно закричал:
— Вставайте, просыпайтесь, люди конунга! Мне приснился сон, и он не предвещает ничего доброго.
Несмотря на то, что выпито было немало, дружинники конунга не забыли лечь спать рядом с ним, и теперь пробудились по первому зову.
— Что тебе приснилось, государь? — спросил один из них хриплым, как у тролля, голосом.
Фроди, задыхаясь, ответил:
— Сейчас расскажу. Мне приснилось, будто кто-то кричит: «Пришла пора отправляться домой, конунг, пришла пора, тебе и твоим людям». И тут кто-то другой мрачно спросил в ответ: «Где этот дом?» И снова я услышал крик (а кричали так близко, что, казалось, я ощущаю дыхание кричащего): «Домой, к Хель, к Хель!» И тут я проснулся.
— О-о-о, — застонала Сигрид.
Собаки, спавшие вместе с людьми в палате, тоже сперва ничего не почуяли, а потому не залаяли. Но теперь, при первом дуновении смерти, они пробудились и завыли.
Те, кто стоял снаружи, услышали шум в палате. Надо было усыпить подозрения жертв до того, как ловушка захлопнется. У Фроди в услужении было два умелых кузнеца, они были тезками: оба носили имя Вар, что значит «ловкий». И вот Регин (а это имя означает «дождь») прокричал:
Один из стражников проворчал:
— О чем, бишь, эти вирши? То ли дождь идет, то ли королевские кузнецы что-то затеяли…
— Ты что, не понял, что нас предупреждают? — сурово возразил Фроди. — Имей в виду, эти слова имеют не одно значение. Регин присягал мне, поэтому вынужден предупреждать меня об опасности. Да только он хитер и скрытен, как никто.
Те, кто размышлял над этой историей впоследствии, признавали, что Регин сдержал слово, сообщив о том, что Хроар — первый Ловкий — замыслил месть и осуществил ее вместе с Хельги — тоже Ловким, а Регин — третий Ловкий — предупредил об этом четвертого Ловкого, то есть самого Фроди. Но ведь наместник никогда не клялся в том, что не будет сообщать новости в виде загадок или что загадки эти можно будет легко разгадать.
Фроди не мог успокоиться, а потому вскоре встал. Накинув плащ прямо на голое тело, он вышел в сени и увидел, что кровля уже охвачена пламенем, что все оружие куда-то делось и что палата окружена вооруженными людьми. Тогда Фроди, поняв все с первого взгляда, твердо сказал:
— Кто командует этим поджогом?
Хельги и Хроар вышли из строя. Их юные лица были суровы.
— Мы, — ответил Хроар, — сыновья убитого тобой твоего брата Хальфдана.
— На каких условиях вы пойдете на мировую? — спросил Фроди. — Нехорошо, когда родичи только о том и думают, как бы убить друг друга.
Хельги, плюнув от злобы, ответил ему так:
— Никто не поверит тебе. Или, став нашим отчимом, ты не стремился погубить нас? Этой ночью ты заплатишь за все.
Уголек с горящей кровли упал на голову Фроди, опалив волосы. Он вернулся в палату, скликая своих воинов на бой.
У дружинников конунга не оказалось ни щитов, ни кольчуг и вообще никакого оружия, кроме ножей. И все же они стали готовиться к сраженью: подбросили хвороста в костры, чтобы стало светлей, и разломали скамьи на дубинки и тараны. Кое-кто из гостей принялся им, помогать, но большинство только болталось под ногами, бормоча и спьяну натыкаясь друг на друга.
Наконец воины конунга все вместе, насколько это позволял узкий дверной проем, бросились на прорыв. Большинство туг же полегло: кого проткнули копьем, кого зарубили мечом. Только нескольким из них удалось, вооружась скамьей, прорваться во двор. Их сразу окружили люди Сэвиля. Одним из прорвавшихся был берсерк, косматый великан, впавший в яростное безумие. На губах у него выступила пена, он с воем замахнулся столбом, одной из опор королевского трона, и бросился вперед, не обращая внимания на раны, которые покрывали его незащищенное тело. Его оружие обрушилось на шлем одного из воинов Сэвиля. Шлем раскололся со звоном: воин упал замертво.
Неожиданно Хельги, выбежав из строя воинов, все еще стерегущих дверь, бросился на берсерка.
— Нет! — вскрикнули в ужасе Сзвиль и Регин.
Но их воспитанник не стал слушать. Он изготовился к бою: ступни врозь, ноги полусогнуты и напряжены, туловище до глаз прикрыто щитом, меч лежит на плече. После трех лет упражнений с палками ему показалось, что это ожил его деревянный меч. Дубинка обрушилась вниз. Хельги, перенеся вес на правую ногу, отшатнулся. Удар только скользнул по краю щита, но и этого оказалось достаточно, чтобы Хельги зашатался, а его левое запястье потом болело еще много дней. Но он все же успел замахнуться мечом. Клинок просвистел над верхним краем щита и глубоко вонзился в шею берсерка. Кровь хлынула струей. Берсерк упал. Он еще дернулся пару раз, пытаясь встать, но вскоре затих, обливаясь кровью.
Сэвиль обнял Хельги:
— Это первый, это твой первый убитый враг!
Регин тем временем поспешил к обратной стороне дома.
Но Фроди не желал еще смириться с судьбой. Он взял жену за руку и сказал ей:
— Пойдем, может быть, еще можно выйти.
Они бросились к колодезному срубу. У дверей стоял Регин со своими людьми.