Норвежец, пожав плечами, ответил:
— Может, и моих.
Хрольф кивнул:
— Я сразу понял, как только пришел сюда, что здесь не обошлось без тебя. Я по-прежнему считаю, что самое лучшее из того, что ты совершил — сделал человеком жалкого неудачника Хотта.
Дружинники подошли к ним ближе. Хрольф повысил голос:
— Назовем его в честь меча с золотой рукоятью, который он получил. Пусть этот молодой воин отныне будет именоваться Хьялти.
Хьялти означает «рукоять» — и он стал рукоятью дружины Хрольфа, так же как Бьярки был ее клинком, а Свипдаг — щитом.
После этого дня Бьярки и его друг стали пользоваться расположением и даже некоторым поклонением со стороны дружинников Хрольфа. Поначалу Хьялти не часто видели в королевских палатах. После того как он съездил навестить своих родителей, прихватив для них разные гостинцы, юноша постарался наверстать потерянное время, пуская пыль в глаза девушкам в округе. Бьярки по-прежнему был серьезен. Он заслужил близкую дружбу конунга, который щедро одаривал его и одноглазого Свипдага. Вместе эти трое мужей вели долгие беседы о том, как расширить и укрепить державу и что надо сделать для ее благоденствия и процветания.
Бьярки начал ухаживать за старшей дочерью конунга Дрифой, которая обещала стать настоящей красавицей. Он проводил гораздо больше времени среди дружинников, чем конунг, который должен был присутствовать на тингах, выслушивать жалобы рассорившихся бондов, вершить суд, принимать посланцев других держав и объезжать свои обширные владения, заботясь о них. А Бьярки тем временем прилагал все усилия, чтобы улучшить нравы дружинников конунга.
Свипдаг сказал ему:
— Думаю, что корень дурного поведения наших воинов — в этих двенадцати берсерках. Они запугивают других наших людей, и те, в свою очередь, вымещают обиды на более слабых. Я давно хотел избавиться от них и думаю, что конунг Хрольф желает того же, хотя эти грубияны весьма полезны на поле боя. К тому же они дали клятву верности конунгу, и нет повода прогнать их.
— Где они сейчас? — спросил норвежец.
— Возглавили отряд, что сражается нынче в Саксонских землях. Видишь ли, конунг не хотел брать это дело на себя. У его людей слишком много сородичей на юге. Однако саксы сильно беспокоили нас, подстрекаемые, как я полагаю, шведским ярлом из Альса. К тому же, как бы нам ни хотелось, мы не можем включить Ютландию в состав Дании, пока эти земли лежат под властью саксов. Наши воины решили остаться там на зимовку. Они вернутся только весной.
Потом Бьярки спросил у Хьялти, чего можно ожидать от этих берсерков. Юноша рассказал, как они, возвратившись из похода, хватают каждого из воинов и требуют, чтобы тот ответил, считает ли он себя, столь же отважным, как они сами.
— Берсерки обычно проделывают это, только когда конунг пребывает вдали от дома, да и трех братьев из Свитьод они не решаются задевать, но всем остальным пришлось смириться с их норовом.
— Не много отважных воинов у конунга Хрольфа, если они терпят этих берсерков, — только и сказал Бьярки.
Шло время. Однажды вечером, когда дружинники приступили к трапезе, дверь распахнулась, и в палату вошли двенадцать рослых мужчин, закованных в серебристую броню, которая сверкала, как ледяной наст в поле.
Бьярки прошептал Хьялти:
— Ты бы осмелился померяться силой с любым из них?
— Хоть с одним, хоть со всеми разом.
Дюжина, громыхая железом, подошла к трону и вступила в беседу с конунгом Хрольфом в своей обычной грубоватой манере. Он отвечал им мягко, насколько позволяла его гордость, стараясь сохранить нелегкий мир. Затем берсерки направились вдоль скамей. И один за другим голосами, полными скрытой ненависти, другие воины вынуждены были признать себя слабее их.
Агнар, вождь берссрков, оглядев Бьярки с ног до головы, сразу понял, что этот новичок, должно быть, не робкого десятка. Тем не менее он неуклюже подошел к норвежцу и прорычал:
— Ну, рыжебородый, уж не думаешь ли ты, что можешь сравниться со мной?
Бьярки улыбнулся:
— Нет, — ответил он ласково, — не думаю. Поскольку превосхожу тебя во всем, грязный сын кобылы.
Он вскочил на ноги, схватил берсерка за пояс и, подняв его высоко вверх, бросил на пол, да с такой силой, что раздался страшный треск. Хьялти поступил так же с другим вопрошавшим. Все разом закричали. Берсерки взвыли. Бьярки, возвышаясь над поверженным вождем, распластанным у его ног, одной рукой держал его за шиворот, а в другой сжимал нож. Хьялти вынул свой меч Голдхильт с золотой рукоятью и нанес легкую отметину тому, кто лежал перед ним поверженный и присмиревший.
Хрольф поднялся с трона и поспешил к ним.
— Остановись! — крикнул он Бьярки. — Не нарушай мир!
— Господин, — сказал норвежец, — этот мошенник рискует расстаться с жизнью, если не перестанет считать себя этакой важной шишкой.
Конунг пристально посмотрел на берсерков, что лежали ошеломленные у ног двух друзей.
— По-моему, он уже перестал, — сказал конунг, с трудом сдерживая улыбку.
Агнар промямлил что-то, и Бирки позволил ему встать на ноги. Хьялти так же поступил с другим берсерком. Все снова сели на свои места. Видно было, что у берсерков тяжело на душе.
Хрольф поднялся и сурово обратился к своим дружинникам.
— Сегодня вечером, — сказал он, — мы все убедились, что, как бы ни был воин отважен, силен и благороден, всегда найдется второй ему под стать. Я запрещаю вам затевать новые стычки в моем доме. Неважно, кто нарушит мое повеление — это ему будет стоить жизни. Вы можете вымещать свой гнев и ненависть на моих врагах сколько угодно и таким образом заслужить честь и славу. Пока моя дружина не станет столь совершенной, как она должна быть, я не успокоюсь. Еще раз говорю вам: будьте достойны самих себя.
Все высоко оценили слова конунга и поклялись в дружбе, что было явным лицемерием со стороны берсерков. Они глубоко затаили ненависть против Бьярки и Хьялти, надеясь отомстить им за все, и ни разу не сказали им ни одного доброго слова. Тем не менее они не осмелились довести дело до беды. Им пришлось не только прекратить докучать дружинникам конунга, но и перестать заноситься перед всеми остальными. Вскоре не только свободные, но и рабы стали говорить, что двор конунга Хрольфа — самое счастливое место в этом мире.
Через некоторое время Хрольф присоединил Ютландию к своим владениям. Велики были его деяния, что вершились по берегам рек, на холмах и вересковых пустошах, в лесах и долинах, и коварны были замыслы, коим Хрольф противостоял. Саги о его походах могут быть очень долгими, ибо всегда они рассказывают о великих победах.
Дома конунг Хрольф жил в роскоши. Вот в каком порядке он рассаживал своих воинов: справа от него сидел Бьярки, наиболее знаменитый среди них и, поэтому объявленный воеводой. Все стали называть его Будвар-Бьярки, так как «будвар» означает «сражение». Это прозвище настолько хорошо подошло ему, что и поныне многие называют его просто Будвар, как если бы это было имя, которое дал ему отец. Но Бьярки — истинное имя, его, и немало песен, горячащих кровь и зовущих в бой, зовутся «Бьяркамаал» — «Песнь о Бьярки». Как бы ни был он неистов в бою, он всегда оставался приветливым и прямодушным, жалел слабых и щадил врагов, которые сдались, никогда не брал женщину силой против ее воли и любил, когда малые дети смеялись его шуткам.
Справа от него сидел Хьялти Благородный. Сам конунг наградил его этим прозвищем. Каждый день пребывая среди дружинников, которые были в прошлом столь жестоки к нему, он даже не пытался мстить, хотя стал несомненно сильнее любого из них, да и конунг Хрольф посмотрел бы сквозь пальцы, если бы он хорошенько отделал некоторых особенно вредных.
Далее сидели несколько воинов, считавшихся одними из лучших: Хромунд Суровый, тезка конунга Хрольф Быстроногий, Хаакланд Грозный, Хрефил, Хааки Отважный, Хватт Высокородный и Старульф.