Ряд мотивов саги восходит к древнескандинавской мифоэпической традиции. Например, описание погребального обряда, совершенного над конунтом Хреггвидом («по обеим сторонам от него должны быть его павшие воины»), связано с преставлениями о Вальгалле — загробном мире, где на высоком престоле восседает Один, а вместе с ним пируют его избранники — павшие герои. Упоминающиеся в саге «шип сна» и «напиток памяти» фигурируют в «Старшей Эдде», в «Речах Сигрдривы».
В «Саге о Хрольве Пешеходе» ощущается сильное влияние рыцарского романа. Многие исследователи указывали на сходство ряда мотивов романа о Тристане и Изольде, известного в Скандинавии как «Сага о Тристраме и Исёнд» и истории об Ингигерд, девушке с золотыми волосами, которая попадает в плен к злодею и с ласточкой посылает мольбу о помощи к иноземному правителю. Кульминацией сюжета в «Саге о Хрольве» является описание конного ристалища — рыцарского турнира, в котором наградой победителю должна служить рука Ингигерд. «Сага о Хрольве» пестрит лексикой, характерной для куртуазной рыцарской литературы, которая не встречается в традиционных сагах (например, такие выражения, как «умелый в поединке», «муж турнира», или описания доспехов и оружия героев).
Однако сам Хрольв мало похож на рыцаря: неоднократно упоминается, что женщины совсем его не интересуют, он ленив и т. д. В образе Хрольва много фольклорных черт. Помимо образа главного героя многое в «Саге о Хрольве Пешеходе» роднит ее со сказкой. Это и отмечаемый некоторыми исследователями характерный (особенно для Восточной Европы) мотив смерти героя через коня, и зверь-помощник (волк, конь, птица), и три испытания, и неверный слуга.
И наконец, нужно указать на присутствие в «Саге о Хрольве Пешеходе» античной традиции, которая нашла выражение прежде всего в имени коня Дульцифала (искаженная форма имени коня Александра Македонского) и имени правителя Таттарарики — Менелай. В главе 25 автор саги упоминает и самого «скальда Гомера».
Имя автора саги неизвестно, но его личность нашла выражение в многочисленных авторских отступлениях, крайне редко встречающихся в сагах. Некоторые исследователи также отмечают неожиданное для саги, написанной в христианское время, восхваление язычников и нарочитое избегание каких бы то ни было христианских аллюзий.
Перевод: М. Панкратова, В. Казанский, И. Губанов, Ю. Полуэктов.