А потом… Потом она поняла, что больше не будет прежней Бреты. И не будет старой лукхерхи Ноэмы, и никто не будет больше ее бить и называть дохлой рыбой. Все изменилось. Он пришел за ней, и все должно быть по-другому…
Все должно быть по-другому.
Должно.
Хлюпнув еще раз носом, вытерев кулаками глаза, Брета вылезла из лишенного тюленьей шкуры хейдрика и пошла к морю. Ноги сами вынесли ее из поселка, а затем она побежала — отчаянно, сломя голову, сбивая на камнях в кровь босые ступни, и не обращая на царапины никакого внимания.
Она нашла его далеко от поселка, на западной стрелке. Йорг расположился на берегу, у самой полосы прибоя. Просто сидел на песке, положив рядом с собой пояс с мечами, и смотрел на море. Рядом суетилась черноволосая красавица, собирая топляк для костра. Вот она нагнулась, умышленно вывалив из разорванного платья под взгляд своего освободителя обнаженные груди, соблазнительно улыбнулась…
Заметив темную фигуру йорга, Брета почему-то обрадовалась, у нее прыгнуло и провалилось в жаркую пустоту сердце. Но потом, завидев рядом с ним красавицу-южанку, хьрнка поникла и смутилась. Отвернулась, как будто увидела что-то запрещено, такое, на что смотреть нельзя, и отступила. Но не ушла; осталась поблизости, спрятавшись за камнем.
Сидя на корточках, она набирала в ладонь песок и ссыпал его на ровную горку. Но кучка держалась плохо: на сооружение то и дело срывались крупные капли из глаз… Так она сидела некоторое время.
— Подойди… — вдруг услышала Брета в себя в сознании. Она вспыхнула, сорвалась и попыталась убежать — как же, нельзя подслушивать и подсматривать; они там, наверное, как взрослые мужчина с женщиной…
Но тот же голос, уже более властно остановил и приказал:
— Подойди ко мне!
И Белая пошла к берегу, переставляя непослушные ноги. Сердце в груди билось глухо и надрывно.
Увидев приближающуюся местную замарашку-красотку, ту самую, с которой одноглазый воин пришел к пикерскому костру, Маргарез вздрогнула и насторожилась. Хищно блеснула глазами; бросив дрова, придвинулась ближе к йоргу, даже обняла его ногу, пытаясь оказаться между воином и этой белобрысой.
Она что-то сказала на своем языке в сторону Бреты, угрожающе выстрелив взглядом. Она хочет, чтобы хьярнка не приближалась, ушла совсем. «Это мой мужчина» — говорила вся ее фигура.
Но Брета, наперекор южанке, подошла и села на песок неподалеку.
— Сядь ближе, — услышала она.
— Скажи ей… — снова проявился голос йорга. — Скажи ей, пусть идет!
Брета еще немного подумала и радостно сказала черноволосой:
— Йорг хочет, чтобы ты ушла.
Марга встрепенулись, у нее в глазах засветились страшные черные огоньки; она стала похожей на оскаленную волчицу. Но пошевелился йорг, южанка испуганно посмотрела на него. Упала к ногам воина, залопотала что-то на своем языке. Увидев, что он абсолютно равнодушен к ее слезам и мольбам, Черная снова обратилась к Брете, закричала, путая саарские и хьярнийские слова:
— Гумкраппе! Борт! Смотри надо на себя!! Гумкраппе белокурая с севера, бревно, урод! Ты…
Она задохнулась злыми и бессильными слезами.
Затем поднялась, и побрела к поселку, пряча лицо в ладонях.
Они долго молчали. Над морем занимался восток, звезды стали гаснуть.
— Зачем ты ее прогнал? — спросила Брета.
— Она сильная, и у нее красивое тело, но внутри слишком много черноты.
Бру присела поближе и прижалась плечом к спине йорга.
— Это правда, что ты бессмертный? — спросила.
— Нет, — ответил йорг, — я не бессмертный. И более того, я умру очень скоро.
Он помолчал, разглядывая горизонт.
— Не по своей воле я пришел сюда. Была битва, и мы ее проиграли. Я боролся, как мог; много саккара навечно поглотил космос. Наш скуллер захватили, и было единственным спасением — войти в глойс, провалиться в этот мутный туман… Я даже не знаю, где именно я нахожусь. Кажется — это двадцатый… А может, и двадцать первый.
Йорг пошевелился и приложил руку к лицу. Брета сейчас заметила, как пульсирует кровь в жилке на обратной стороне кисти. Раны на голове почти затянулись и зажили. Но чувствовалось, что у него болит внутри.