Сыпался мелкий дождь со снегом, ветер бросался, трепал одежду и завывал в скалах, словно голодный пес. За скалами ревело море. Брета брела наугад, съежившись от холода, охватив плечи руками; дырявая и вытертая котиковая шкура — наследство Ноэмы, и такая же древняя грубая льняная рубашка нисколько не защищали от ветра и дождя. На мутный снег и на грязь под ногами то и дело капало красным — кровь из рассеченной брови и разбитого носа никак останавливалась, смешиваясь с дождевой водой и растекаясь подтеками по груди.
Никаких мыслей не было. Была боль; саднило и ныло тело. Было холодно; очень холодно и мокро, ветер, казалось, продувал насквозь. Босые ноги совсем окоченели, хлюпая по воде и снегу. Не было, не было мыслей. Была одно — скорее вернуться в хейдрик, к теплу, протянуть руки к огню… Но пусть они лягут спать; уже темнеет, и скоро станет ночь. К огню, к теплу. А там — как будет, так и будет…
В шале пахло ольхой, хвоей и чистым снегом. Теплое брюхо камина потрескивало дровами. В прозрачную стену издали, не решаясь нарушить девственную белизну склона, заглядывали горы, одетые в морозные юбки еловых лесов.
Они устроились прямо на полу.
— Любовь — это когда соединяются два глойса, — говорил Тай, наливая в бокалы красного из высокогорлой узкой бутылки. — Вот так, краешками, как два облака, соединяясь в одно.
На снежную грудь Вайсхорна сейчас оперлась белая тучка, словно присевшая отдохнуть голубка.
Вино пахло летом. Терпкий вкус, уколов кислинкой, разливался эфирным мускатным ручьем, принося, как в ладошке, спелую виноградную гроздь и поцелуй солнечного луча. Вспоминались, явственно ощущались прохлада утренней росы на босых ногах, и ветерок по спине; слышалось как гудят пчелы над медовым лугом.
— Мы будем вместе — всегда, так же как сейчас.
Через стекло бокала лицо Тая выглядело толстенным… Айла улыбнулась.
— Ты глупый и наивный мальчишка. Большой, но такой наивный…
Тай, курсант последнего курса академии боевой менталистики уже принял комплекс регенерации. Они никогда не смогут завести ребенка. Целибат — вещь суровая, и не оставляет вариантов для некоторых нюансов…
— Но ведь любовь — это не только соединение тел? — горячился Тай. — Мы же всегда чувствуем друг друга, у нас — ментальное единство! Мы же можем быть вместе — на уровне душ…
Вино отдавало кислинкой, но отчего-то стало соленым.
Молчали. На Вайсхорн прилетела еще одна тучка, подвигая бочком первую… Тихонько потрескивал камин, облизывая красный рот светящимися языками. Где-то наверху, на чердаке, возились голуби.
— А знаешь что? — прервал затянувшееся молчание Тай. — А давай полетаем? Прямо сейчас?
А что? Это тоже способ стряхнуть уныние… Любовь как соединение глойсов. На ментальном уровне. Две параллельных ментальных пути, обоюдное духовное обогащение…
— Оденься, — сказала Аяла, когда они уже выбегали во двор, настраивая глойсы для полета, и одевая лыжи. — Там мороз — минус пять.
Тай засмеялся, мельком глянув на себя — футболка и шорты — чем не одежда для минус пяти?
— Ты, наверное, забыла, что я теперь — полубог? — схватил Аялу за руку. — Я — йорг! Моё тело неуязвимо! Ни холод, ни жара, ни камни с неба!
Они взяли разгон по белому склону, оттолкнулись… и полетели. Вверх, вверх, на тугих воздушных потоках, над головами заснеженных елей, над скалами и над пропастью. Глойс понемногу выпускал; коснувшись лыжами снега, проехавшись и оттолкнувшись, они опять взмыли вверх, к белой тучке на груди Вайсхорна…