— Я вылечил холопа твоей дочери от болей в спине, — отвечает ему тот.
— Вряд ли ему это понравилось, да и моей Йорун тоже. Ты убил его?
— Верно.
— За что?
— За мелочь, которая не стоит твоего внимания: он собирался разделить меня ровно надвое.
Во время разговора Асгейр был в таком волнении, что лицо его делалось попеременно красным, как кровь, бледным, как трава, и синим, как смерть.
— Почему он того захотел? Что ты делал?
— Красивого ребенка твоей дочери. Ему это страх как не понравилось.
— Люди, схватите его и убейте! — тотчас крикнул Асгейр и, выхватив Пёстрого из ножен, отчего лопнули путы, замахнулся сам. Однако ему удалось лишь рассечь Хёскульду щёку.
— Хорошо же ты обращаешься со своим зятем! — ответил Хёскульд. Мигом обернулся на пятке, как волчок, и, размахивая тяжелой секирой во все стороны, разогнал толпу, расчистил себе путь и выскочил из дверей. Когда за ним погнались, он уже скрылся в лесу.
Братья Йорун долго его искали, только попусту.
Говорили позже, что Хёскульд вернулся к родичам, которые жили далеко отсюда, и что с вирой там как-то уладилось.
Сколько ни прошло после этого, но вот Старкад возвращается с полными руками добычи. На нём хорошие сапоги до колена, высокая бобровая шапка и синий плащ с золотой нитью, отороченный соболями; но пуговица как была, так и осталась. И просит он не медлить более со свадьбой.
— Стыдно мне будет на пиру глядеть тебе в глаза, — отвечает Асгейр. — Не я, но Йорун нарушила сговор по своей дурной воле: в этом она поистине дочь своей матери.
— Не говори плохо о своей родной крови, — отвечает Старкад. — Ну да, говорили мне, что с нею возьму изрядную прибыль, но, по-моему, большее всяко лучше меньшего.
— Теперь уж ей не увернуться, — отвечает Асгейр.
— Не неволь её, — возражает ему жених. — Дай мне поговорить с Йорун так, чтобы никто о том не знал.
Асгейр позволяет.
Тогда Старкад идет и находит девушку в молочном сарае, где та делает отменный сыр со слезой.
— Послушай меня, Йорун, — говорит он. — Когда ты родишь мальчика, это будет всё равно что мой родной сын, и я наделю его богатством вровень с прочими моими сыновьями. Но врать на его счет я тоже не хочу. Ну а если то будет девочка, я выдам её замуж куда лучше и выгоднее, чем твой отец тебя.
— Думаешь, это возможно? — отвечает она и утирает лицо долгим рукавом.
На том оба поладили.
И еще одно говорит жениху Йорун:
— Отец на радостях даст за мной целое богатство. Но ты поторгуйся и не уступай, пока он не подарит тебе свой пёстрый меч. Потому что, скажи, без него я с тобой не уйду и не унесу из дома свой позор.
Асгейр, однако, и не подумал долго противиться. Клинок ему никогда не был по душе, а тут еще и подвёл его в деле с Хёскульдом.
Свадьбу сыграли великолепную. Все, однако, видели, что невеста сидит печальная: как говорят, что смолоду запомнится, то не скоро забудется. И еще говорят: глаза не могут скрыть любви. Поэтому никто не ждал добра от этого супружества.
Хоть Старкад и разбогател так, что с ним стали считаться многие, но Йорун приходилось трудиться и держать дом, двор и скотину в порядке. Всё у них с мужем было словно о двух головах — такие они были рачительные хозяева. Однако заправляла делом больше Йорун, ибо Старкад нередко бывал в отлучке. Скоро её начали считать властной женщиной, которая держит тихоню мужа на короткой привязи.
Так и шло. Весной, летом и осенью работали не покладая рук, но зимой все домашние получали передышку: играли в тавлеи, рассказывали и пели у огня саги, всяко улещали своих женщин — словом, вволю занимались всем тем, что придаёт веселье домашней жизни.
Ребенок, девочка, родился в положенный срок, Старкад облил ей головку водой из ковша и нарёк Фрейдис. Так как у Йорун не хватало молока, её сразу же отправили на богатый дальний хутор в лесу. Там никто не строил догадок насчет того, чьё она дитя, и постепенно все про неё забыли. К слову, она выросла на диво крепкой, умелой и покладистой, но красоты своих родителей не унаследовала. Вышла замуж Фрейдис, тем не менее, прекрасно и всю жизнь провела в большом почёте.
После первой брачной ночи Старкад не входил к жене всё то время, пока она была в тягости, да и потом наведывался в её спальню редко и всегда закрывался изнутри на щеколду. Детей у них больше не было. Сплетничали люди, будто так получается оттого, что Пёстрый Клинок всегда лежит между ними третьим. И говорили еще так: «Хитра и умна Йорун: вместе со срамом унесла из дому свою главную любовь».
В самом деле, в отсутствие мужа Йорун постоянно полировала меч и гладила точилом лезвие, а в тайные знаки смотрелась, будто в зеркало. Также она обмотала рукоять тонкой кожаной лентой.