Тут видит Старкад, что его жена чуть пригнулась и развязывает кожаные ремешки на ножнах.
— Что такое? — спрашивает он.
— Пустяки. Там вдалеке едет Хёскульд со своими людьми. Не так их много, но все хорошо вооружились.
А надо сказать, что после того дела Хёскульд не таил обиды на Асгейра, сочтя свою рану вирой за смерть Индриди. Но вот то, что Старкад забрал у него жену с ребёнком, казалось ему бесчестием. Все в округе успели об этом от него услышать.
— Может статься, не простые бонды нынче ему нужны, — ответил Старкад жене. Однако поставил решето наземь и взялся за меч.
Как раз тут Хёскульд поворачивает коня, и его люди тоже. И говорит он:
— Вот и увиделись мы, Старкад. А теперь уступи-ка мне доброе оружие, что у тебя в руках, а в придачу к нему твою супругу.
— Завоюй их в честном бою! — отвечает тот. — Иначе не бывать твоими ни мечу Радуге Сечи, ни жене моей Йорун Ночное Солнце!
И лицо его нисколько не меняется при этих словах.
— А ведь Хёскульд полагает, что я и так его, — говорит Йорун себе под нос. — И тот клинок, что у меня в руках. Он, кстати, их перепутал: ведь ножны у обоих мечей одинаково простые и незатейливые. И что моя дочь — его имущество, он тоже не сомневается. Но уж вот её он ни под каким видом не получит — ведь ты, мой супруг, отлично о том позаботился.
С этими словами достаёт она Пёстрый Клинок из ножен, и его цвета и знаки ярко вспыхивают на солнце.
— Лиха ты не ко времени, женщина, — говорит ей Хёскульд. — Никогда ты не видела человеческой крови, помимо своей собственной, и не знаешь, что с тобой станется, когда увидишь. Убийство — оно не по тебе.
— Кто многажды видел свою тёмную кровь, не побоится и чужой светлой, — отвечает ему Йорун.
— Отступи пока в сторону, милая жена моя, — говорит на это препирательство Старкад. — А ты, храбрец, сойди с седла, оставь тех людей и иди ко мне один. Иначе будут злословить, что вы всем скопом не могли одолеть двоих.
Тут соединили мужи свои клинки и стали обмениваться сильными ударами. При Хёскульде была его знаменитая секира с рукоятью, что заметно потолстела от золотой обмотки, и крепкий большой щит, а у его противника вместо того и другого простой меч, да и тот был коротковат. Однако не было Хёскульду в щите большого проку, потому что никто не держал его перед ним, а секира отчего-то вдвое потяжелела. Почуяв это, ударил Хёскульд по мечу Старкада и вышиб его. Он хотел отрубить тому правую руку, но не вышло с первого раза.
— Стыдно тебе нападать на безоружного, — говорит тут Йорун Хёскульду.
— Пока воин держится на ногах, он бьётся, — рассмеялся тот. — И не тебе говорить о стыде, жена двух мужей.
— Одного, — коротко ответила Йорун и послала Радугу Сечи в полёт. Говорили потом те, кто видел, что именно так всё и было: клинок на миг стал живым, почуяв знакомую кровь, и обрёл крылья. Всё это выдумки глупцов и трусов. На самом деле Йорун попросту обхватила рукоять меча своими тонкими ладонями и в длинном прыжке ударила им вперед, как копьем. Целила она между щитом и левой стороной груди, но случилось так, что щит опустился и остриё проткнуло низ живота Хёскульда, выйдя рядом с хребтиной. Женщина тотчас выдернула меч, и наружу показались кишки.
— Отъелся я в родных местах, — промолвил Хёскульд, — вон сколько тут жира.
И упал ничком, зажимая рану руками.
Говорят, что напоследок сложил он такую вису:
— Поистине, всё золото и всё серебро мира должны стать твоими, — сказал на это Старкад. — Ибо всегда знал я, что мне досталась хорошая жена, но только теперь вижу, насколько хорошая.
— Я не такая жена, какой хотела бы быть, — ответила на это Йорун. — Нечто случилось между нами обоими в ту первую ночь, когда ты подарил мне дитя взамен потерянного. Почему бы тебе не вложить свой добрый меч в достойные его ножны, как я поступила ныне с Радугой Сечи?
— Дело ты говоришь, — сказал ей муж.
Однако сперва поручили они Хёскульда стараниям его людей, которые мигом позабыли, как драться, и сели оба на его рьяного жеребца. Так объездили они ближайшие дворы и усадьбы, рассказывая тем, кто хотел их слушать, что они убили Хёскульда, но платить за это всю положенную виру не станут, потому что он первый начал. Впрочем, впоследствии оказалось, что Хёскульд выжил, хотя долго пробыл в постели рядом со смертью. Вот только детей у него больше не получалось.