Ингрид тоже развеселилась:
— А серьги? Ты обещал серьги с камушком!
Я достал кошель, нащупал там обещанный подарок и протянул его девчонке. Та прям засияла от восторга, я же подумал, что если бы дал ей железки с придорожным камешком, она радовалась бы не меньше.
Помедлив, я вытащил золотую монету и положил ее перед отцом.
— Вот. Это тебе. Купишь матери подарок. И брату что-нибудь. Может, меч наконец себе возьмешь.
Эрлинг глянул на золото, усмехнулся:
— Это ж за что хорошо платят? Может, и мне в хирдманы податься на старости лет?
— За то что искупался в морской водичке. А где Кнут? — оглядевшись, спросил я. — Неужто оставил сторожить корабль?
— Нет. Кнут нынче сторожит Сторбаш.
Дверь в очередной раз хлопнула, и в дом вошел высокий длинноволосый парень, чья голова была запорошена снегом полностью. Отряхнувшись, он повесил плащ на крюк, шагнул к очагу согреть руки. Даг.
— Я взял его вместо Кнута. Рунами он, конечно, маловат, зато голова соображает как надо, — сказал отец.
У Дага так и осталось две руны. Да и вообще большая часть отцовых людей не поднялись выше пятой руны — предел для обычного человека. На медведях да кабанах выше и не получится. Чтобы расти дальше, нужно либо охотиться на тварей, либо убивать рунных воинов.
— Кай, — кивнул бывший друг и сел рядом с Тулле.
Я впервые заметил, как они схожи друг с другом. Точно два брата. Оба высокие, плечистые, прямые носы, открытый взгляд и спокойный рассудительный характер. Только один из них предал меня, а второй — нет. Может быть, пока нет.
— Я нашел торговца. Он дает хорошую цену за меха. Завтра придет посмотреть на товар, — сказал Даг отцу.
— Молодец, — Эрлинг улыбнулся ему. — Выпей с нами!
Мне он что-то не улыбался. Ни в детстве, ни сейчас. Раньше отец всегда шпынял меня за малейшую промашку. Ему не особо нравилось, что я постоянно затевал драки, хоть и не вмешивался. Когда же я вернулся из Растранда сам, пешком и с руной, отец порадовался. Но не гордился мной.
Я убил Торкеля! У меня уже четыре руны! Я уважаемый хирдман. Я дал ему золотую монету! Больше, чем стоил наш двор со скотом и рабами. Я сражался с измененным! С морской тварью! Я…
Но улыбался он Дагу, который нашел какого-то вшивого торговца.
Молодец! Каков молодец! Бросил друга из-за неданной благодати. Рассказал все наши тайны идиотам-близнецам. Получил в челюсть. Затем прирезал рабов ради руны. И вот он уже сидит рядом с моим отцом. С моим отцом! Может, тогда Эрлингу стоит усыновить его? Из Дага получится лендерман получше моего.
— А личное имя ты уже получил? Или пока Эрлингссон?
Я непонимающе уставился на Гнедого. Тот уже изрядно выпил и побагровел, как это обычно с ним бывало. Потому он и получил такое прозвище.
— Получил, — ответил Тулле. — И преотличное имя — Кай Безумец.
— Безумец, — заржал Гнедой. Я подумал, что он мог получить прозвище и из-за своего смеха. — А ему подходит. Он всегда был немного того…
Глиняная кружка разлетелась на куски, размазанная о лицо Гнедого. Осколки разлетелись во все стороны, и я еле-еле уклонился. Другие не успели. Тулле вскочил с побелевшими глазами. Лавка с грохотом упала, и все, кто на ней сидел, тоже. Лишь Гнедой остался висеть, удерживаемый ульвером за грудки. Тулле взревел и врезал еще раз. И еще. Брызги крови. Слюна. Зуб.
Я перемахнул через стол, схватил друга за руку и отшвырнул к стене. Он ударился спиной и даже не заметил этого. Взревел и бросился на меня. Белые глаза. Я нагнулся, перехватил его за живот и опрокинул на пол.
Тулле всегда побеждал меня в глиме, но это был не Тулле.
Отцовы люди только-только начали соображать, что случилось.
Я же сдавил горло друга одной рукой, другой — вдавил его плечо в пол. Если бы то был Тулле, он легко бы раздавил мне гортань или выбил глаз. Но сейчас он лишь бесполезно колотил меня по спине. Хрипел, рычал и бил.
— Назад! — рявкнул я.
Эрлинг остановился и придержал остальных.
— Ну же! Тулле, давай! Возвращайся!
Пока я тебя не придушил.
Он хватал воздух ртом, сипел. Его лицо побагровело. Совсем как у Гнедого. Бессмысленный взгляд белых глаз. Внутри него что-то клокотало. Удар по спине. Слабый. Как у девчонки. И он стих.