— Не, рунная. Восемь зим, кажется. Это ее я заставил козу резать.
— Тогда лучше про похищение и не говорить. Говорить надо про вырезанную деревню и Торкеля. Из-за тебя теперь оба дела связаны. И решение конунга в первом из них повлияет на решение во втором. Непонятно только, в каком порядке Рагнвальд будет их рассматривать. Так, сейчас покажешь, где поселили твоего отца, а потом сидишь под крышей и не вылезаешь. Понял? За любое непослушание буду наказывать Тулле. Ты понял? — рявкнул Альрик.
Я кивнул. Чего ж тут непонятного?
Глава 8
Целых две седьмицы я проторчал в опостылевшем доме. Безвылазно.
Казалось, легкие изнутри пропитались дымом до самого живота. Ни размяться, ни подраться. От постоянного лежания и сидения даже срать стало тяжело, будто шишку чешуйками вперед рожаешь. Холодный воздух я мог глотнуть, только когда кто-то из ульверов выходил или входил.
Первый снег растаял, потом выпал новый. И он тоже растаял. Потом намело небольшие, по колено, сугробы. Детвора играла в кнаттлейк[5], судя по возгласам. И у меня аж руки чесались взяться за биту и врезать по деревянной плашке или по противнику, тут как получится.
А Рагнвальд, как радушный хозяин, никак не мог распрощаться с людьми из-за моря. Ребята говорили, что конунг обсуждал с ними совместный военный поход. Давно пора! Иначе наши воины станут по рунам самым слабым войском в северных морях. Тварей на всех не хватает. Проще уж поубивать людей, и хорошо, чтобы их было побольше!
Тулле притащил невесть откуда доску для хнефатафла[6], и я целыми днями играл в захват конунга со всеми ульверами подряд. Под конец я наловчился выигрывать черными фигурами, наверное, потому что они атакуют, а вот белыми проигрывал половине ребят. Ну, не нравилось мне защищать конунга и оттаскивать его в крепость. Даже когда мои белые побеждали, это чаще всего случалось не потому, что конунг оказывался в углу, а потому что я уничтожал все вражеские фигуры. То бишь, атаковал.
С Альриком сыграть не удавалось. Хёвдинг все время бегал по городу и с кем-то встречался, договаривался, заключал сделки. Одним словом, торгаш. Возвращался под утро, нередко мертвецки пьяным, падал на лавку, а едва светало, снова уходил. Вепрь, Хвит и иногда Тулле помогали ему в делах, сопровождали. А вот сакравора я видел всего пару раз за это время. Ему становилось все хуже. Ребята говорили, что он снова забывал человеческую речь, а однажды ни с того ни с сего набросился на чужую свинью и растерзал ее голыми руками. И пока не сожрал до последней косточки, в себя не пришел. Хотел бы я на это посмотреть. Хотя после двух недель отсидки я готов был посмотреть даже на голую задницу столетнего старика, настолько мне обрыдли стены и лица ульверов, красные от мороза.
От скуки я решил понаблюдать за хирдманами: кто с кем чаще говорит, кто чаще выходит наружу, у кого какое настроение. Узнал, что Хвит обзавелся зазнобой в столице и часто бегал к ней, хотя говорил, что по делам Альрика. Заметил, что Трюггве взял под опеку Видарссона и учил того мечному делу. Эгиль Кот вправду отлично видел в темноте и ходил еле слышно, точно тень.
А еще ожил Ящерица. Больше не сидел в углу с мрачным видом и не разминал пальцы, а сбегал из нашего жилища и возвращался затемно. У него будто проснулась жажда жить, потухшие глаза снова заблестели, и даже кривая рожа не казалась такой уж кривой. А на поясном ремне теперь болталась новая подвеска — бронзовый плоский круг с еле заметными выщербинами.
Пару раз врывалась Ингрид и вываливала поток бессмысленных новостей.
— Я победила всех в кнаттлейк, даже играла с рунными, но их тоже победила. Это потому что они бить не умеют совсем. А они говорили, что девчонки не должны играть в кнаттлейк, что я должна сидеть дома и ткать. Тогда мы подрались. Я чуть серьгу не потеряла. Но это все равно не настоящий кнаттлейк, там места мало, и поле не огорожено. Вот когда замерзнет фьорд, начнутся состязания среди взрослых. Тому, кто выиграет, конунг сам вручит подарок. Как думаешь, это будет золотая монета? Или целых три? Представляешь, три золотых монеты! Ты ведь будешь играть? Ты всех победишь, правда ведь? Ты можешь среди карлов участвовать. У хускарлов будет свое состязание. А ты пробовал медовый пряник? Эрлинг мне купил такой. Он сладкий-сладкий, аж на зубах липко потом. А ты скучаешь по Дагней? Я вот скучаю. И по Фольмунду, хотя он только плакать и умеет. Даг спрашивал, почему ты больше не приходишь. Гнедой совсем-совсем не обиделся. Я его спрашивала, и он сказал, что не обиделся. Так что ты приходи. Только пусть твой друг больше не дерется.