Наконец заморские гости покинули Хандельсби, выскользнув из подмерзающего фьорда в открытое море.
Альрик собрал ульверов и объяснил, что можно упоминать во время суда, а о чем даже заикаться нельзя. И это касалось не только дела ярла Сигарра, но и Торкеля.
В нужный день и час мы вышли из дома, чисто вымытые, в отстиранной одежде, с вычесанными волчьими плащами и заново отбеленными прядями волос. Вот тут я окончательно уразумел, о чем говорил хёвдинг. Мы выглядели настолько сильным и слаженным хирдом, что я бы на месте конунга поверил нам сразу и безоговорочно. Не могут столь доблестные карлы брехать почем зря!
И да, моя выходка не подходила таким серьезным честным воинам. Не солидно это.
Мы подошли к дому, на крыше которого распластал крылья деревянный ворон, выкрашенный в черный цвет.
— Это что? Здесь будут нас судить? — шепотом спросил я у Тулле.
— Да. Тут главный зал для приема гостей.
Мда. Я думал, что если уж дом ярла больше, чем у обычных людей, то дом конунга должен быть вообще огромным. Таким, чтоб там поместился драккар в тридцать шесть весел. А это… едва-едва превышало жилище отца в Сторбаше. Хотя вряд ли конунг держал внутри скот и рабов, как это делал Эрлинг.
И сам конунг оказался не великаном, подпирающим небеса, его облик не поражал ни Фомрировой мощью, ни мудростью Скирира, ни проницательностью Мамира. Пожалуй, единственное, чем он выделялся среди остальных — богатством наряда. Тут и шелковые яркие одежды, и золотая тяжелая цепь на шее, одно звено которой стоит, как «Волчара», и массивные браслеты с самоцветами. Его трон устилала белая шкура хиоссы, северной могучей твари, которую могли убить лишь хельты.
— Говорят, шкуру конунг снял с самолично убитой твари.
Наверное, так Рагнвальд и получил двенадцатую руну.
Рядом с ним сидел парнишка немногим младше меня, но уже хускарл. Шестая руна в таком возрасте! Хорошо, наверное, быть сыном конунга: израненных и спутанных тварей притаскивают прямо во двор, шеи под меч подкладывают. Знай себе руби. И никаких тебе опасностей. Никаких глупых условий от шутника Фомрира.
Я привык быть самым молодым среди сильных и самым сильным среди молодых. И вид конунгова сыночка меня взбесил. И тоже вон, золото болтается на шее. Интересно, он пробовал когда-нибудь неделю жрать одну подгнившую репу? Греб ли он целый день, зная, что везет себя на погибель? Ведает ли, какова троллева кровь на вкус?
Зал был полон людей. Среди прочих я узнал лишь отца и Дага, которые стояли в дальнем от конунга углу. Пылал очаг, разгоняя стылый холод, а по бокам от него пустовали лавки. На правую уселись ульверы. Сакравор сел с краю, подле него Альрик, и за спиной Эрна встали Косой, Хвит и я, все четырехрунные воины хирда. После нас вошел Хрейн со своими людьми. Надменный жирномордый урод схуднул с последней встречи, но выглядел таким же уродом.
Сакравор сдюжил. Не рванул с криками, не потерял человеческий разум. Только стена его воли, которая сдерживала силу одиннадцати рун, будто бы прохудилась. И струйки силы, что просачивались сквозь эту стену, не сшибали с ног, но заставляли нас ежиться от леденящего страха, от чувства неминуемой опасности. Словно вот-вот в нас полетят стрелы либо набросится дикий зверь. Видарссон издал странный горловой звук и выбежал наружу. Я же высвободил толику своей силы, чтобы подавить неприятные ощущения.
Из-за ширмы за троном конунга выдвинулась тощая длинная тень. То ли от ее вида, то ли от саквавора меня пробрала дрожь. Даже за шумом голосов я расслышал металлическое звякание. Тень подошла к конунгу и попала в круг света. Это оказался худой высокий мужчина с седыми косами, в которые были вплетены костяные фигурки. Он наклонился к Рагнвальду и что-то прошептал тому на ухо. Я сразу понял, что это жрец Мамира. Занятно, сколько пальцев обрублено у человека, к которому прислушивается сам конунг?
У него не было правой кисти! К обрубку на короткой цепи подвешена граненая гирька. Она-то и позванивала.
Жрец обвел глазами зал. Его взгляд мимолетно прошел и по мне. Будто плетью ожег. Я невольно потер правую щеку.
Наконец собрались и расселись все, кому положено было сидеть в зале. Вперед выступил малахольный двурунный, такого бы даже Ингрид в два счета уложила на лопатки, развернул белое полотно и провозгласил:
— Ярл Сигарр против ярла Хрейна. И ярл Хрейн против заплечного ярла Сигарра, хельта Эрна.
Альрик негромко выругался.
Тщедушный посмотрел на конунга.
— Господин, зачитать ли прошлое дело и решение по нему?
Рагнвальд кивнул.
— В месяц бога-земледельца Фольси прибыл в Хандельсби ярл Сигарр, сын ярла Сигвальди Добряка. Воззвал он к конунгу о справедливом разрешении его спора с ярлом Хрейном насчет острова Энслиг. Десять лет тому назад ярл Сигвальди построил там поместье и распахал поля. Но после смерти ярла Сигвальди ярл Хрейн захотел получить остров себе, напал на поместье и убил старшего брата ярла Сигарра. Так как ярл Сигвальди и его дети владели островом меньше двадцати лет, земля не считалась родовой. Потому конунг Рагнвальд присудил решить дело сражением. Кто из двух ярлов за сутки сумеет захватить поместье на острове Энслиг и удержать его до рассвета, тому и владеть землей.