Этот трус первым захотел пнуть меня.
Ленне тут же спал с лица, оглянулся на брата и нерешительно вышел вперед.
— Я разрешаю бой лишь на палках со щитами, — сказал Хакан.
— Мне плевать.
Я и на палках его уделаю.
Мы сняли топорики, взяли палки со щитами у Хакана и встали друг напротив друга.
— Знаешь, как я получил свою руну, Ленне?
— Вырезал сотню коз? — проблеял мальчишка, пытаясь храбриться.
Мы медленно сближались, обходя центр площадки по кругу.
— Если бы, — хохотнул я. — Видишь ли, Фомрир видел мою храбрость еще до посвящения и решил, что даже девчонка, видевшая всего шесть зим, может получить благодать за козу. А настоящий воин должен убить врага!
— И ты…
— Да. И это был не жалкий раб, что глаза боится оторвать от земли, а настоящий воин, рунный, в кольчуге, в шлеме и с секирой.
После этих слов я прыгнул на Ленне, тот отшатнулся, но на этот раз ловкость не помогла ему. С размаху я врезал по его мерзкой роже, он успел прикрыться щитом, но ему это не помогло. Боги разделили свои дары на братьев поровну. Ленне не сумел удержать удар, и щит с глухим стуком впечатался ему в лицо, ломая нос. Он упал на землю, выронив палку, и скрючился, прижимая пальцы к залитому кровью лицу.
— Как приятно, не так ли? Мой нос тоже был сломан. И я решил поделиться этим прекрасным ощущением. Ненне, я вызываю тебя.
Хакан вытащил одного близнеца и приказал крутящемуся поблизости мальчишке, что еще не дорос до руны, привести знахаря.
— Кай, довольно!
— Почему никто не говорил «довольно», когда меня целыми днями валяли в пыли? Ненне!
Он решительно схватил палку и вышел в центр, желая отомстить за брата.
— Хуже всего, что у меня не было тогда оружия. Безрунным оружие не положено. Поэтому мне пришлось убить того воина ржавым тупым свиноколом. Хорошо, что Фомриру плевать, как мы убиваем врагов. Хоть зубами их грызи, — я щелкнул пастью.
Ненне не отступил. Он был крепче брата и всегда его защищал. Как мог.
Он пошел на меня широким шагом, подняв щит и приготовившись к нападению. Взмах палкой. Я отступил, и удар ушел в сторону. Ненне был силен, но не изворотлив. Он поторопился и ударил снова, я снова уклонился. Мы словно разыгрывали сражение между Торкелем и Ове, только вот именно я был Торкелем. Я даже не поднимал свою палку, а лишь избегал его ударов. Он разозлился, отбросил щит, взял дубинку двумя руками и щедро замахнулся, я отступил, подтолкнул его коленом в зад, наступил на выпавшее оружие и широко улыбнулся.
— Кай, не надо. Ты победил! — услышал я голос Хакана. Вот же глупый старик! Конечно, я победил. И я врезал палкой Ненне по носу, сворачивая его на другую сторону. Затем обернулся к мальчишкам.
— Теперь Даг.
— Достаточно, Кай. Ты и впрямь силен и быстр. Фомрир щедр к тебе.
— Щедр? Старик, ты называешь это щедростью? Что сделали эти хлюпики, чтобы заслужить внимание богов? Ткнули козе в горло ножичком? Девчонка ростом мне по пояс смогла сделать также. Почему же мне пришлось выслушивать их оскорбления, хотя моей вины не было? Почему мне, безрунному, пришлось валяться у их ног? Почему я должен был жить в той занюханной деревне, провонявшей прогоркшей рыбой? Почему я сражался за свою жизнь и убил рунного воина, а получил такую же благодать, что и они?
— У тебя не такая же благодать, — раздался низкий гортанный голос. Это подошел к площадке Кнут. Да и помимо него было полно людей, хотя кому интересны сражения перворунных? — Кай, ты получил сразу и силу, и ловкость. Более того, ты сильнее любого из равных. Я слышал, боги порой проверяют своих избранников. Теперь ты снова лучший из лучших. Позволь им занять место за твоим плечом.
Я невольно дернулся. Кнут считался сильнейшим воином, не считая моего отца. Отец говорил, когда они были детьми, Кнут побеждал любого из равных, точнее, мог бы победить, но ему не хватало желания быть первым. Он не хотел вести людей вперед, зато был прекрасным последователем. Поэтому когда-то именно Эрлинг стал во главе похода, а Кнут встал у него за спиной.
Даг был таким же. Он был выше меня, его плечи были шире, а ноги устойчивее, но он никогда не пытался встать передо мной. Только за спиной. Только за плечом. Вот только ему не хватило храбрости, чтобы остаться там до последнего.
— Дядя Кнут. Это последний вызов. Даг, выходи.
— Кай! — взревел Кнут. — Хакан, запрети ему. Ты же наставник!
— Он в своем праве, — негромко заметил старик. — Они все теперь карлы. Кнут, подумай. Если я им сейчас запрещу, то они подерутся в другом месте. Лучше уж тут, под присмотром.
После этого Кнут заткнулся. Я заметил незнакомых воинов, что стояли неподалеку и со смехом обсуждали наши потешные бои. Кто-то из них точно был хускарлом, воином выше пятой руны. Я бы даже сказал, не слабее моего отца. Зачем в наш тихий Сторбаш забрели такие воины? Может, отец начал собирать армию на хуорку, что досаждала деревне Олова?
— Кай, прости меня, — пробормотал Даг. — Ты же сам говорил, что слабакам не место рядом с воинами.
— И ты посчитал меня слабаком?
— Прости. Я больше никогда не отвернусь от тебя. Позволь встать за твоим плечом.
— Одного раза достаточно. За моим плечом теперь будет только щит. Выходи и дерись. Как мужчина. Как воин. Как карл.
Даг насупился, взял протянутую стариком палку, повесил на левую руку щит и пошел ко мне. Трусом он никогда не был. Лишь идиотом и предателем.
Резкий удар палкой, без замаха. Я едва успел принять его на щит. Дага обучали бою на мечах, излюбленному оружию его отца Кнута, и обучали хорошо, до кровавых синяков и трясущихся коленей. Уход в низкую стойку. Удар в срамное место, от которого я сумел уйти, лишь откатившись назад.
— Даг, врежь ему! — крикнул кто-то из ребят. Уроды. Боялись, что потом я примусь за них.
Снова рывок назад. Какой же он мощный! Да и боги не обделили его своими дарами. Я не видел в его глазах страха, как у близнецов, только мрачная решимость. Дагу не нравилось драться со мной, как не нравилось издеваться раньше. Он просто шел за другими, теми, кто казался сильнее или решительнее. Именно поэтому он никогда не встанет за моим плечом.
Следующий удар я принял на щит. Прежде Даг мог бы отбить мне руку или даже сломать. Сейчас же я понял, что могу сражаться с ним на равных. Палка с треском врезалась в край моего щита, едва не задев лоб. Я поднырнул под его руку и с силой ударил наверх. Даг зашатался и рухнул на землю. Кажется, я перестарался. Из его рта текла кровь.
Кнут перемахнул через символическую изгородь, поднял сына и глянул так, что я понял: если Даг не выживет, то Кнут вгонит меня в землю и спляшет на моей голове.
— Если у кого-то еще есть сомнения в моей силе, я готов принять вызов.
Швырнул палку со щитом на землю и ушел оттуда. Нет у меня в Сторбаше друзей. В деревне Олова осталась девчонка, в кишках которой было храбрости больше, чем у всех здешних мальчишек. Там же были ребята, у которых хватило чести вызвать меня на бой и хватило мозгов остановиться, когда драка не понадобилась. Почему же здесь выросли такие уроды?
— Это твоя вина, — сказала мне мать, когда я поделился с ней своими размышлениями. — Ты сам кулаками им вбил, что важны лишь сильные, а слабые должны сидеть тихо и не высовываться. Ты доказывал это Дагу десять лет. Так чего же ты удивляешься, что они последовали твоему примеру? Или ты бы не стал издеваться над Дагом, если бы он не получил благодати?
Я задумался. Я сегодняшний точно бы не стал. Я бы просто его не замечал, как не обращал внимания на многих мальчиков, чьих имен я даже не помнил. Но тогдашний я… Тогдашний я мог бы не простить Дагу такой подставы.
— Именно. Может, Дагу было хуже, чем тебе. Ты не думал? Он же привык следовать за тобой, как за самым сильным. А ты вдруг оказался слабаком. Что он почувствовал? Что ты его обманул! Предал. Лишил опоры. Думаешь, ему было легко? Он не знал, как поступить: то ли быть верным тебе, то ли твоим словам и идеалам. И он выбрал верить тому, что ты говорил.
— Погоди! — закричал я, не выдержав такого напора. — Получается, я сам виноват, что меня били? И Даг сделал все правильно?