После моего возвращения из Растранда отец сильно помягчел. Я за все это время не увидел ни одной привычной вспышки гнева и не получил ни одной затрещины. Мне хотелось думать, что дело в том, что я теперь взрослый, но, скорее всего, отец изменился после того, как решил, что я умер. И мне это не нравилось. Теперь он вел себя больше как старик и не кричал на меня, а поучал. Того и гляди, скоро у него начнут отваливаться пальцы, превращая его в жреца Мамира, который только и может, что бубнить о былых временах.
Сначала причалил крупный кнорр, который привез нам товары, а заодно захватил небольшую ватагу, всего в десять человек, во главе которой был некий Тинур Жаба, худощавый мужчина с насмешливым выбритым лицом. На поясе у него висел небольшой меч, который больше напоминал размерами ножик, но вслед за ним с кнорра вынесли целую охапку коротких тонких копий, больше напоминающих дротики.
Отец обнял Тинура и сказал:
— Смотрю, ты уже почти дошел до хельта.
Я выпучил глаза. Неужто он и впрямь уже на десятой руне? От мужчины не веяло опасностью, он не давил на окружающих, как это обычно бывает. Обычный тощий мужик, который зачем-то состригает волосы на лице. Наверное, он невероятно силен.
— Да, рассчитываю, что твой червь поделится со мной сердцами и поможет пройти границу.
— Пока конкурентов у тебя немного, и те на восьмой-девятой руне. Знакомься, это мой сын Кай.
Тинур приветливо кивнул и занялся разгрузкой своего хирда. Затем отец отправил вместе с Тинуром человека, чтобы тот показал выделенный ему дом, а сам остался ради еще одного корабля, чей парус только-только показался из-за скал.
— Может, я пойду помогу на стене? — не особо рассчитывая на согласие, спросил я.
— Жди.
Хотя я ошибся. Эта скорлупка не заслуживала звания корабля. Она и на плаву держалась еле-еле. Несмотря на приличный ветер, люди на борту помогали ей веслами, наверное, они тоже опасались, что она потонет раньше, чем доплывет. Когда лодка подошла вплотную к пирсу, я вздрогнул и тихо сказал отцу:
— Мне лучше уйти. Там… Кажется, там…
— Торкель Мачта, — сказал невероятно тощий и высокий мужчина, сияя лысой, как коленка, макушкой. — Ты Эрлинг?
Глава 9
Огненный червь — тварь длиной в 40 метров,
метр в диаметре, твёрдая шкура, под которой циркулирует горячая
жидкость, способен метко плевать горячей жидкостью.
Отходы жизнедеятельности червя делают землю бесплодной и ядовитой.
Снова горячо пылал огонь посередине тингхуса, отец восседал на своем законном месте, сумрачный, задумчивый, в богатых мехах. Вокруг сидели люди. Не люди — воины. Некоторые из них были в плотных повязках, через которые проступали темные пятна.
Дагна Сильная смотрела на огонь и не ярилась на невинные шутки, ее длинная светлая коса теперь свисала лишь с левой стороны, а на правой стороне волосы были спалены до самой кожи и торчали обугленными кончиками. Только чудом ей не выжгло глаза и не изуродовало красивое лицо.
Скорни Таран тяжело опирался на свой знаменитый щит, вот только гладкая поверхность щита пошла выщербинами и буграми, а сам воин прятал поврежденную левую руку, не хотел показывать слабину перед другими.
Марни Топот постоянно оглядывался на дверь. Двое из его ватаги пострадали сильнее всего, сейчас их выхаживали знахарки, и он ждал, что в любой момент могут войти и сказать, что они умерли.
Лишь Тинур Жаба да Торкель Мачта сидели со спокойными лицами.
Бу-у-ум!
Я невольно вздрогнул, хоть и ожидал этого.
Музыкант ударил в бодран деревянной костью, и его звук прокатился по всему дому, проникая сквозь кожу и продирая до кишок.
Тишина.
Бу-у-ум!
Вслед за бодраном зазвучала тальхарпа, пронзительно и низко одновременно. Короткий смычок скользил по толстым струнам, как ладья по крутым морским волнам.
Треск костра мягко вплетался в тягучие звуки и завораживал весь тинг. Эмануэль, жрец Мамира, выплыл из темноты так, словно не он двигался, а тьма послушно отступила перед ним, чтобы осветить его лицо.
— Достойным может быть любой, но не каждый сможет стать достойным.
Бу-у-ум!
— Когда мир был еще совсем молод, и люди только-только покинули горшок Мамира, боги сразились с морскими и первородными чудовищами и истребили их.
Бу-у-ум!
— Но истребили они лишь самых крупных, самых злобных и самых опасных, а мелкая поросль разлетелась по миру и попряталась в глубинах океанов, в горных расщелинах да в глухих чащобах. Вот только мелкими и слабыми твари были лишь для всесильных богов.
Голос жреца звучал глухо и надтреснуто, порой сливаясь с пением тальхарпы, и мне казалось, что сами струны выпевали древнее сказание.
— Однажды после длительного похода вернулись в свои чертоги Скирир-защитник, Фомрир-воин, Хунор-охотник и принялись думать, как уничтожить оставшихся тварей. Вызывать их на битву? Так бессловесные чудовища дики и неразумны. Выискивать и убивать по одной? Бесконечной будет эта битва, ибо в каждую нору не залезешь, каждый лесок не обыщешь.
Ярился Фомрир, и сами горы сотрясались от ярости его.
Задумчив был Хунор, и леса притихли, чтобы не мешать думам первого охотника.
Грозно хмурился Скирир, и боги, и люди замерли, чтобы не привлечь его внимание.
Тогда пришел к ним мудрейший из богов — Мамир-судьбоплет. Набрал он воздуху, дабы разразиться длинной и поучительной речью, как прервал его Фомрир:
— Лучше бы тебе говорить так же кратко, как коротки твои пальцы.
Со спокойной улыбкой Мамир повел свою речь, предпочел не заметить он грубые слова Фомрира:
— Великие боги, защита земли и небес, покровители рода нашего и человеческого, сильнейшие под этими звездами! Ваше могущество застило вам глаза. Вы слепы и не видите того, что прямо перед вашим носом. Я не ожидал иного от Фомрира и Хунора, но ты, конунг богов, как ты мог низвести себя до простого карла, что ходит вдоль стен и высматривает врагов?
Вскочил скорый на гнев Фомрир:
— Как смеешь ты, Обрубок, поносить моего отца? — но тотчас же сел обратно, почувствовав руку отца на плече своем.
— И что предложит нам Мудрейший? — тихо спросил Хунор-охотник.
— Поступить так, как и положено богам, — ответил Мамир-беспалый. — Наделить частицей вашей силы свои творения. Сейчас люди слабы и немощны, прячутся по пещерам и трясутся от страха не только перед тварями, но и перед обычными зверями. Получив же благой дар, они смогут стать сильнее наравне с теми тварями и возьмут на себя эту ношу.
— Люди слабы и глупы, они недостойны божьей силы! — прорычал Фомрир.
— Не все ее и получат. Лишь достойные смогут получить ее полностью, нестоящие же не пройдут этой тропой.
Замолчал Мамир. Три дня и четыре ночи думали боги и наконец дали свое согласие.
Тогда пошел Мамир к Корлеху-ремесленнику и попросил сделать большой медный котел, пригласил богов на огненную гору Куодль, привел туда первых людей. Смешал он кровь богов и людей, подвесил котел над жерлом, бросил руны судьбы, а затем поведал богам и людям, что вышло из их жертвы.
— Теперь люди могут стать равными богам, — сказал Мамир. — Все вы отныне, как и ваши дети, как и дети ваших детей, несете зерно божественности. Каждая ваша жертва будет давать силу богам, а боги будут делиться ею с вами.
— Уж не станут ли от этого боги слабее? — спросил Скирир.
— Нет, конунг богов. Только крепче и сильнее будут становиться боги, ибо каждая жертва отныне усиливать будет и богов, и людей.
Торжественно пела тальхарпа, бодран творил ей. Замолчал жрец Мамира, укрыл свои обрубленные пальцы. Встал отец, притихший огонь ожил, щедро рассыпал искры, и на миг показалось, что сам Скирир стоит за спиной лангмана и говорит его устами.
— Мы все несем частицу божественной силы, но тяжела эта ноша. Не каждый может идти по пути бесстрашного Фомрира. Не потому что слаб или труслив, но потому что есть и другие дороги. Доблесть не только в том, чтобы убивать тварей, но и в том, чтобы разгадывать плетения судьбы, — отец кивнул в сторону Эмануэля. — В том, чтобы рожать и растить детей, следуя примеру Орсы. В том, чтобы растить хлеб, как научил нас Фольси. В том, чтобы ковать мечи и лепить горшки вместе с Корлехом. В том, чтобы вести за собой людей, повинуясь законам Скирира. И даже в том, чтобы поднимать дух звонкой музыкой, воздавая хвалу Свальди. Нет бесчестья в выборе любого из этих путей.